Дуэль в Кабуле
Шрифт:
Абдул Самед утвердительно кивнул головой.
— И завтра уже день будет больше ночи, достопочтенный мирза Абдул Самед. А свет всегда лучше мрака. И то, что обещает Россия, она всегда исполняет.
Министр дословно передал эмиру все, что сказал Виткевич.
— Он назвал меня орлом. Но разве Англия — лев? И еще раз пришел Дост Мухаммед-хан к Бернсу, чтобы последний раз «постучаться в дверь взаимопонимания».
— Я прочел ваше письмо с тем вниманием, какого заслуживают слова столб высокой особы, как представитель его светлости генерал-губернатора. Увы! Письмо ваше не перебрасывает моста через разделяющую нас пропасть… Англия не отвечает на мое искреннее желание дружбы и мало ее ценит. Я предпочитаю подчиниться шаху, он магометанин, чем уступать Ранджит Сингу, язычнику. Но я не боюсь ни того, ни другого!
Бернс, едва сдерживая раздражение, сказал:
— Ваше высочество, нам не о чем говорить! Мы не понимаем друг друга!
— Вы отвергаете все мои доводы и желания! Значит, вы ничего не хотите сделать для меня.
Эмир ушел… Однако окончательного решения он все еще не принял, так как ждал прибытия кандагарских братьев.
9
Пальмерстон направил Макнилу указания — добиваться от шаха снятия осады Герата.
С этим требованием Макнил явился в персидский лагерь. Он объявил шаху, что Англия рассматривает осаду Герата как враждебный акт против нее самой. Шах должен заключить мир, и Макнил готов выступить посредником. С разрешения шаха Макнил послал в Герат майора Тоддея якобы для подготовки мирных переговоров. А на деле Тоддей обнадеживал осажденных, заверяя их, что Англия поможет им, и пусть они продолжают обороняться…
Когда Тодд вернулся, в Герат отправился сам Макнил. Поттинджер доложил ему о состоянии обороны Герата. Макнил сказал Камрану, что Англия заставит шаха отступить…
Тут в лагерь шаха прибыл Симонич, чтобы ускорить выдачу русских батальонов. «Он нашел шаха в опасности, войско в нуждах и унынии, — так писал Нессельроде в отчете министерства иностранных дел за 1938 год. — Не успев отвратить предприятия шаха, граф Симонич рассудил, что и достоинство и польза Персии требовали, дабы оно окончено было с успехом и как можно скорее. По этим соображениям он почел себя обязанным тому содействовать и по настоятельным просьбам самого шаха решился поручить находившемуся при миссии капитану Бларамбергу начертать и привести в исполнение новый план осады».
Макнил, взбешенный, прибежал к шаху… Шах отказался исполнить его требования о снятии осады, и Макнил заявил, что он вынужден покинуть Персию, ибо шах нарушил англо-персидский договор…
10
Мехардил-хан привез в Кабул проект договора с Персией — под гарантией России.
Нужно было принимать окончательное, бесповоротное решение… Мнения приближенных и советников эмира все еще не были единодушны. Дост Мухаммед в такие трудные минуты утрачивал твердость, колебался… И теперь тоже он уступил тем, кто боялся разрыва с Англией и послал к Бернсу Мехардил-хана и Джаббар-хана. Они сказали: эмир согласен отослать Виткевича, прервать отношения с Персией, вступить в переговоры с магараджей. Но взамен Англия должна дать прямую гарантию защиты от Персии и установления дружеских отношений с Пешаваром. Бернс повторил то, что говорил раньше, и уполномоченные эмира удалились.
Виткевича, естественно, удивляли зигзаги поведения эмира. Харлан успокоил его: от Пешавара Дост-Мухаммед никогда не откажется — и тут камень преткновения для Бернса.
Эмир снова созвал своих советников. После длительных и бурных споров было решено поставить последний раз перед Бернсом вопрос: шах персидский предлагает Афганистану Герат и заключение наступательного и оборонительного союза с гарантией России. Готова ли Англия пойти на уступки?
С этим вопросом к Бернсу снова пришли Джаббар-хан и Абдул Самед-хан.
Бернс, попавшийся в ловушку, им самим себе расставленную, не мог ответить ничего, кроме нет!
У Дост Мухаммеда больше выбора не было. Абдул Самед-хан принес Виткевичу долгожданную весть: эмир решил порвать с Англией.
21 апреля Виткевич был торжественно провезен по улицам Кабула как посол императора во дворец эмира.
Бернсу не оставалось ничего иного, как «хлопнуть дверью», покидая Кабул.
Он написал эмиру резкое письмо. Пусть эмир хорошенько подумает над последствиями своей политики, чтобы потом не раскаиваться…
Дост Мухаммед ответил ему: «…до сих пор ни Пешавар нам не возвращен, ни обеспечение от персидской опасности нам не дано… Люди не могут ждать бесконечно, и так как мои надежды рассеялись, я вынужден был обратиться к другим… Вы пишете, что мы будем потом раскаиваться. Но мы возложим упования на аллаха, и он поможет нам… Я многого ждал от вашего превосходительства, но теперь я разочарован, но виню в том не британское правительство, а свою злую судьбу…»
Бернс счел необходимым последнее слово оставить за собой. «Британское правительство, — писал он эмиру, — не обещало вам возвращения Пешавара, но лишь посредничество для восстановления мира с магараджей, почетного для обеих сторон… Но эмира не удовлетворяют добрые услуги Англии. Уповать на бога — долг каждого божьего создания».
25 апреля Бернс был у Дост Мухаммеда с прощальным визитом. Дост Мухаммед вручил ему письмо Окленду. «Вам известно, что народ афганский возлагал на Англию большие надежды. Они зародились со дня прибытия к афганскому дворцу Эльфинстоне и заключения договора о взаимообороне. Когда А. Бернс увидел, что народ Афганистана отчаялся в своих ожиданиях, а он не имеет от вас никаких полномочий, чтобы удовлетворить эти чаяния, он решил уехать в Индию, и я его не Удерживал. Когда он прибудет, он точно сообщит вам обо всем, что здесь происходило. До сих пор многие пользовались милостью Англии. И если наши упования оказались напрасными, то дело здесь не в нежелании Англии, а просто такова уж наша злая судьба. И то, что достойно доброго имени Англии, произойдет, я думаю, в будущем».
«Доброго имени Англии» оказалась достойной война против афганского народа, которую подготовили и развязали Пальмерстон и Гобгауз, Окленд и Макнотен…
26 апреля Бернс покинул Кабул. Семь месяцев потратил он впустую, потому что с самого начала действовал вразрез с намерениями и планами тех, кто его послал. Бернс сам заблуждался и вводил в заблуждение Дост Мухаммеда, ибо положил в основу соглашения то, что было неприемлемо для Лондона и Калькутты, — возвращение Пешавара афганцам.
— Он покидает Кабул с непристойной поспешностью, — иронически заметил Харлан Виткевичу.
А Дост Мухаммед, отослав Бернсу подарки (четырех лошадей весьма скромной цены), задумчиво промолвил:
— Пожалуй, это ошибка, что я позволил английскому обманщику унести целой свою голову…
Поле дипломатического боя оставалось за Виткевичем.
Эмир сказал ему:
— Теперь я вижу, кто мои истинные друзья! Отныне я связан с Россией и Персией. И мы будем друзьями ваших друзей и врагами ваших врагов.
Виткевич отвечал, что Россия дает гарантию договору о Герате и окажет помощь против сикхов, если магараджа не послушается голоса благоразумия и добровольно не вернет Пешавара.