Дуэлянты
Шрифт:
– Дай бог! – ответил дез Арно. – До свидания, господа.
Несмотря на слова прево, на душе у президента лиги было тревожно.
Покинув улицу Арно-Мике, Ролан и Годфруа поспешно направились в тюрьму, где томился маркиз. После ряда формальностей, отнявших у них еще час, они в конце концов добились освобождения узника из-под стражи.
Оказавшись на воле, Матален немало удивился, узнав, что своей свободой обязан людям, о которых он и слыхом не слыхивал. Нетрудно догадаться, что в его душе тут же зародилась живейшая признательность к тем, кого он посчитал неизвестными друзьями.
Чтобы осознать свою ошибку, времени маркизу понадобилось совсем немного. Едва бретер выразил свою благодарность Коарассу, который дожидался его в канцелярии, а затем вместе с ним пошел на Кур д’Альбре, как тот немедленно прекратил его излияния чувств и сказал: – Не трудитесь, сударь. Я ищу вас уже целые сутки, причем отнюдь не для того, чтобы выслушивать весь этот благодарственный молебен.
– Но тогда почему, сударь?
– Просто потому, что, приехав позавчера в Бордо, я узнал, что вы несете ответственность за некую гнусную подлость, и теперь намереваюсь потребовать от вас отчета.
– Ах-ах-ах! – протянул Матален. – Значит, вы вырвали меня из когтей заимодавцев и врагов только для того, чтобы вызвать меня на дуэль и перерезать горло?
– Совершенно верно.
– В первую очередь, позвольте заметить, что вы действуете весьма оригинально и как настоящий рыцарь.
– Речь не об этом, – перебил его Ролан.
– Кроме того, с вашего разрешения я добавлю, что буду польщен скрестить с вами шпагу.
– В таком случае, когда мне будет оказана честь увидеть вас на поле брани?
– Не торопитесь, сударь, не торопитесь. Прежде чем дать ответ, я должен узнать причину, по которой вы вызываете меня на дуэль и ведете себя со мной настолько великодушно, что даже превращаете меня в вашего должника.
– В высшей степени справедливо, – ответил Годфруа де Мэн-Арди. – Так вот, сударь, своими словами вы самым недостойным образом нанесли оскорбление одному почтенному бордоскому семейству.
– Что же это за семейство?
– Де Женуйяк, – ответил Годфруа.
– Де Женуйяк? – повторил Матален. – Вы меня поражаете, сударь. Мое удивление станет вам понятным, когда я скажу, что совершенно не знаком с этой семьей и что впервые услышал о нем от вас только сегодня.
– Вот как! Сударь, вы шутите? – спросил Коарасс.
– Ни в коем случае! – ответил маркиз. – Клянусь вам, что не знаю этого почтенного семейства и что не мог его оклеветать, поскольку никогда ни с кем о нем не говорил.
– Странно.
– Добавлю, что если бы вы не оказали мне огромную услугу, сделав меня своим должником, я принял бы ваше предложение и незамедлительно отправился бы скрестить с вами шпагу.
– Ваши слова следует расценивать как отказ?
– С учетом весьма необычного положения, в котором я оказался, благодаря вашему великодушному поступку, я должен сказать правду и готов перед кем угодно заявить, что никогда не сказал ни слова о господине или госпоже де Женуйяк, равно как и об их возможных наследниках.
– Вы готовы это подтвердить?
– Совершенно готов, потому что это правда. А те, кто обвиняет меня в этом проступке, лгут.
Речи маркиза повергли Коарасса и Мэн-Арди в изумление. Им было трудно отклонить предложение маркиза и уж тем более отказаться в него верить. Подумав, что его друг только что выбросил на ветер две с половиной тысячи франков для того, чтобы добраться до человека, совершенно не виновного в том, в чем его обвиняли, Годфруа не смог сдержать улыбки.
– Как бы там ни было, источником этих клеветнических измышлений в любом случае является ваше окружение.
– Да в чем, в конце концов, они заключаются? – спросил Матален.
– Вы якобы намекнули, что мадемуазель де Женуйяк изволила питать к вам слабость.
– Это ложь, ложь. Я никогда ничего подобного не говорил.
– Сей слух по городу разнесла некая старуха, как нам сказали, ведьма, поддерживающая с вами довольно тесные отношения.
– Меротт?
– Ах, сударь! – воскликнул Коарасс. – Вы прекрасно понимаете, о ком идет речь.
– Простите, но измышляя подобные гнусные выдумки в адрес семьи Женуйяк, эта Меротт могла преследовать некие собственные интересы, – возразил маркиз. – Что же касается меня, то я еще раз клянусь и даю слово чести, что не имею к этой мерзости ни малейшего отношения.
– Сударь, у нас не остается другого выхода, кроме как вам поверить. Однако вы пообещали подтвердить при свидетелях, что не имеете к этой клевете никакого касательства.
– Готов сделать это в любую минуту.
– Отлично. Мы сообщим о дне и часе, когда вам нужно будет выступить с подобным заявлением.
Разговор был окончен и молодые люди разошлись в разные стороны.
– Мы пошли по ложному следу, – сказал Годфруа другу. – Вполне очевидно, что этот тощий кот Матален непричастен к злоключениям госпожи де Блоссак.
– Значит, мы должны найти эту старуху и вытянуть из нее всю правду.
– Как ее назвал маркиз? – спросил Годфруа.
– Кажется, Меротт, – ответил Ролан. – Но где, к дьяволу, нам ее искать?
– О том, где она скрывается, нам может сказать лишь один человек – помощник королевского прокурора.
Двадцать пять минут спустя друзья уже направлялись к участку дороги на Тондю, который в обиходе называли «торговками рисом».
Полученные молодыми людьми указания, должно быть, оказались точными – они уверенно остановились перед бараком, больше напоминающим берлогу, нежели христианское жилище, и постучали в дверь.
К ним никто не вышел.
Не дождавшись ответа и потеряв терпение, Коарасс и Мэн-Арди изо всех сил заколотили руками.
– Эй! Меротт! Меротт! – вопили они.
Их призыв был встречен гробовой тишиной. Лишь метрах в двадцати пяти от молодых людей открылась дверь небольшого домика и в проеме показалось любопытное лицо молодой женщины.
Коарасс решил не упускать эту возможность навести справки.
– Прошу прощения, голубушка, некая Меротт, случаем, не здесь живет?
– Здесь, сударь, здесь.