Духи Великой Реки
Шрифт:
– Так ты в самом деле Карак.
Человек снова отхлебнул воти, прежде чем ответить:
– Если бы ты обвинил настоящего Шелду в том, что он лишен Пираку, вы с ним уже сражались бы. Да, я явился, чтобы указать тебе дорогу. Это больше, чем, как я думал, будет мне позволено, но меньше, чем то, на что я надеялся.
Перкар с трудом удержался от резкости и, когда почувствовал, что держит себя в руках, спросил так кротко, как только мог:
– Теперь ты расскажешь мне, каким образом Хизи может убить Изменчивого?
Карак склонил голову к плечу и бросил на Перкара одобрительный взгляд.
– Ты учишься на ошибках, красавчик. Может быть, я и напрасно так о тебе беспокоился. Это будет очень забавно –
Перкар испугался: не стискивает ли он зубы так сильно, что от них останутся лишь осколки… Его гнев развеялся – или по крайней мере смешался с бесконечным страхом: юноша вспомнил, как Ворон вспыхнул белым пламенем и поднял его, беспомощного, над землей. Ему очень хотелось высказать все, что накопилось на душе, обжечь бога презрительными словами, но он не мог этого себе позволить. И он знал – как, судя по его саркастическому тону, знал и Карак, – что именно страх, а вовсе не мудрость сдерживает его.
– Пожалуйста, – сказал Перкар, – скажи мне. Мы слишком далеко зашли, чтобы теперь потерпеть неудачу. Если ты не объяснишь мне, что следует делать…
– Тебе нечего бояться, Перкар. Я облегчу твою ношу. Та тварь, приход которой из Нола я предвидел, явилась, полная силы и пугающая. Это своего рода демон – то, что твой народ называет тискава.
– Пожирающий жизнь, – пробормотал Перкар. – Эта новость не облегчает мою ношу, Карак. Если за нами охотится такое чудовище…
– Что ж, ты взялся за трудное дело, – согласился Карак. – Однако, когда придет время, я уверен, что вы с Харкой справитесь с тварью. А облегчит твою ношу вот что: из-за появления демона и влияния Реки, которое он несет с собой, из-за его силы я смогу проводить вас до горы. Когда такая мерзость появится в Балате, Владыка Леса едва ли нас заметит, если только мы сами не привлечем его внимания. Так что, как видишь, твои опасения, будто ты не будешь знать, что делать, когда мы достигнем истока, необоснованны. Я отправлюсь с вами – в этом своем обличье – и помогу. – Он наклонился вперед, и в его ласковом голосе зазвучала угроза. – Конечно, знать об этом будем только мы с тобой. Остальным достаточно сказать, что твой дальний родственник и тридцать его воинов будут сопровождать вас в пути. Но ты ведь и сам это сообразил, верно?
– А как насчет Хизи? Она ведь не знает, что все дело в ней. Что, если она откажется ехать дальше? Она очень боится Изменчивого.
– Она поедет, – заверил Перкара Карак.
– С моими чувствами можно не считаться? – прорычал Перкар, заставив свой голос звучать решительно, хоть руки у него и дрожали. – Я могу и отказаться помочь тебе отвести ее туда без ее согласия.
– У тебя было много месяцев для того, чтобы рассказать ей, куда и зачем вы направляетесь. Ты этого не сделал и не сделаешь. Ты ведь отчаянно стремишься вернуть себе утраченное Пираку, положить конец войне с менгами, загладить вину перед своим народом. А если этого недостаточно… – Бог улыбнулся. – Что ж, обнажи свой меч! Перкар опустил голову.
– Я же ничего не сделал! Я тебе не угрожал.
– Ты меня неправильно понял, – мягко возразил Ворон. – Я сказал: обнажи свой меч! – Это был приказ – он преодолел сопротивление Перкара с той же легкостью, с какой нож рассекает шелковую рубашку.
Перкар покорно вынул Харку из ножен.
«Я не нужен ему для того, чтобы доставить Хизи к горе, – внезапно понял юноша. – Он может принять мое обличье. Никто ничего не узнает». – Перкар поднял меч и с отчаянием увидел, как играют на металле отблески огня – это клинок дрожал в его руке.
Карак молча протянул руку и прижал ладонь к острию Харки. Появилась маленькая капля золотой крови. Перкар почувствовал, как у него на лбу выступил пот. Что затеял Чернобог?
– Закрой глаза, – велел Карак.
– Если ты собираешься
Карак закатил свои золотые глаза:
– Что за мелодрама! Закрой глаза, идиот. Я только хочу тебе кое-что показать.
Перкар сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Выдохнув наконец воздух, он сомкнул веки.
Он увидел корабль, разбитый издыхающими драконами. Видел он все как-то странно – словно откуда-то издали и сверху, хотя все детали казались отчетливыми. Перкар не сомневался в том, что именно он видит. Но что там происходило? Юноша растерянно смотрел, как огромные змеи превратились в струи пара и исчезли, как люди и лошади гибли в воде, оглушенные и ошпаренные.
Потом он увидел двоих знакомых ему мужчин. Один из них был Ган – старик, который в Ноле сговаривался с ним о помощи в бегстве Хизи. Другой тоже был Перкару знаком, очень хорошо знаком, и все же он никак не мог точно вспомнить, откуда знает это лицо. Место, где они находились, тоже казалось Перкару знакомым. Этот поток…
Потом появилась она. Глядя на то, что произошло дальше, Перкар кричал и плакал… Этой ночью ему не удалось уснуть. Кошмар носил и носил его кругами, как черный безжалостный конь, терзал и терзал его сердце, пока гнев не превратился в ужас, отчаяние – в надежду, радость – в боль. Нахлынувшие на Перкара чувства были так сильны, что в конце концов превратились в сплав, не похожий ни на одно из них в отдельности, – что-то, что сверкало, как клыки хищника или острие ножа мясника.
Хизи долго без сна лежала в постели, наслаждаясь теплом пухового одеяла и слабым отблеском лунного света из полуоткрытого окна на полированном дереве мебели. Девочка думала теперь, что сначала недооценила дамакуту: это было действительно удобное, а главное, теплое жилище. Она делила комнату еще с тремя девушками примерно одного с ней возраста. Хотя они не говорили на известных Хизи языках, девушки оказались заботливы: следили, чтобы у нее было достаточно еды и теплых одеял, и даже дали ей длинную толстую шерстяную рубашку, которая хотя и кололась, но зато избавляла от холода. Еда была странная: вместо хлеба что-то похожее на вареные клецки, густая похлебка из творога с пахучим сыром, какая-то жареная птица, но все это было хорошо приготовлено, сытное и горячее.
Ужин и сауна успокоили Хизи, почти убедили ее прогнать все страхи и уснуть, так что, когда, сняв рубашку, она скользнула в обволакивающее тепло постели, девочка почти сдалась. Сон почти пришел, Хизи легко скользила с одного облака на другое…
Но тут она проснулась, охваченная ужасом, от крика какой-то незнакомой ночной птицы.
Сердце ее гулко колотилось в груди; все ее прежние страхи словно вытеснили из жил кровь и бились в горле, заставляли дрожать руки. Скоро Хизи уже не могла этого выносить и выскользнула из постели в ночной холод. Она замерла, глядя на собственную тень в лучах Бледной Королевы. Ее тело изменилось с тех пор, как она покинула берега Реки, оно стало более… неуклюжим, пожалуй. Она могла наблюдать это же в своих соседках по комнате. Они были сестрами-погодками, очень похожими друг на друга и словно олицетворением разных возрастов. Младшая было совсем худенькой, с гладкими тонкими руками и ногами, пропорциональной и прелестной. Самой старшей – ее, кажется, звали Нума – было лет пятнадцать, и она уже выглядела как женщина: полные бедра и грудь, гордая осанка. Средняя сестра была в точности как Хизи: ноги – словно слишком большие лапы щенка, выпуклости, которые еще нельзя было назвать грудью, но которые уже нарушали детскую гармонию тела.