Духовное ружье
Шрифт:
Но ничто не сможет уничтожить его сейчас.
Он закрыл глаза и остался на месте. Его совершенно не заботило, что Марен может снова выстрелить, на этот раз в него. Если он что-то и чувствовал, то лишь желание, жажду — чтобы Марен выстрелила в него.
Он открыл глаза.
Никакого вверх бегущего эскалатора. Никакой посадочной площадки на крыше. Никакой Марен Фейн, никакого крохотного итальянского пистолета. Не было рядом растерзанной только что — словно оружие было злобным животным — плоти, останков, липких, расчлененных, еще содрогающихся. Он увидел себя — но не мог понять, почему — на городской улице, и даже не
Его ноги, его стопы болели. Он чувствовал страшную жажду.
Впереди, около автономного аптечного киоска, он увидел таксофон. Все тело ныло, онемело и похрустывало от усталости и боли.
В таксофоне он взял справочник и посмотрел на обложку.
Сиэттл, штат Вашингтон.
А время, подумал он. Как давно это было? Час назад? Месяцы? Годы? Он надеялся, что это длилось как можно дольше. Фуга, продолжавшаяся бесконечно. И теперь он был старым, старым и разбитым, унесенным ветром, отброшенным в прошлое. Этот побег не должен никогда заканчиваться, даже сейчас. В его уме вдруг, непостижимо как, зазвучал голос доктора Тодта, с помощью какой-то парапсихологической власти, данной ему. Тот голос, который во время полета из Исландии бубнил, бормотал сам себе: слова были неразличимы. И все же их ужасающая музыка. Будто доктор Тодт напевал сам себе старую балладу поражения. «Und die Hunde schnurren an den alten Mann». И вдруг голос Тодта зазвучал по-английски. «И собаки рычат», — сказал доктор Тодт в голове Ларса, — «на старого человека».
Опустив монетку в щель автомата, Ларс набрал номер Ассоциации Ланфермана в Сан-Франциско.
— Соедините меня с Питом Фрейдом.
— Мистер Фрейд, — радостно ответил оператор, — уехал в командировку. С ним невозможно связаться, мистер Ларс.
— Могу ли я в таком случае переговорить с Джеком Ланферманом?
— Мистер Ланферман тоже. Я думаю, вам-то можно сказать, мистер Ларс. Они оба в Фестанг-Вашингтоне. Уехали вчера. Возможно, вы сможете связаться с ними там.
— Ясно, — сказал Ларс. — Спасибо, теперь я знаю. — И повесил трубку.
Затем он позвонил генералу Нитцу. Шаг за шагом его звонки поднимались по иерархической лестнице, а потом, когда он уже решил прекратить все это и повесить трубку, он обнаружил, что смотрит на Главкома.
— КАСН не могло найти вас, — сказал Нитц. — Как и ФБР, и ЦРУ.
— Собаки рычали, — ответил Ларс. — На меня. Я слышал их. Я никогда раньше в жизни не слышал их, Нитц.
— Где вы?
— В Сиэттле.
— Почему?
— Я не знаю.
— Ларс, вы действительно ужасно выглядите. Вы понимаете, что вы говорите или делаете? Что это вы там плетете о «собаках»?
— Я не знаю, где они, — сказал Ларс. — Но я действительно их слышал.
— Она прожила еще шесть часов, — продолжал Нитц. — Но, естественно, не было никакой надежды. И в любом случае, все уже кончилось. Или, может быть, вы знаете об этом?
— Я ничего не знаю.
— Они провели похоронный обряд, надеясь, что вы придете, и мы пытались связаться с вами. Вы, конечно, понимаете, что с вами произошло.
— Я вошел в состояние транса.
— И вы только что вышли из него?
Ларс кивнул.
— Лиля с…
— Что? — перебил
— Лиля в Бетезде. С Рикардо Гастингсом. Пытается произвести сколько-нибудь полезный эскиз, она уже сделала несколько, но…
— Лиля мертва, — возразил Ларс. — Марен убила ее из итальянского пистолета марки «Беретта-пелфраг» 12-го калибра. Я видел, как это произошло.
Напряженно глядя на него, генерал Нитц сказал:
— Марен Фейн выстрелила из пистолета «Беретта-пелфраг» 12-го калибра, который был у нее. Оружие у нас, остатки пули, ее отпечатки пальцев на пистолете. Но она убила себя, а не Лилю.
— Я не знал, — после паузы сказал Ларс.
— Когда стреляют из «беретты», кто-то должен умереть. Такие уж это пистолеты. Просто чудо, что не задело всех вас троих.
— Это было самоубийство. Преднамеренное. Я уверен в этом. — Ларс кивнул. — Она, наверное, не собиралась убивать Лилю, даже если и думала об этом. — Он испустил прерывистый вздох усталости и покорности. Покорности не философской, не стоической, а просто отказа от всего.
Ничего нельзя было поделать. Это все произошло во время его состояния транса, его фуги. Давным-давно. Марен была мертва; Лиля была в Бетезде; он же, после вневременного путешествия в никуда, в пустоту, пришел в себя в деловой части Сиэттла. Настолько далеко, насколько ему, очевидно, удалось убежать от Нью-Йорка и всего, что там случилось. Или что, ему показалось, произошло.
— Вы можете вернуться сюда? — спросил генерал. — Чтобы помочь Лиле? Просто ничего не выходит, она принимает свой наркотик, этот восточно-германский наркотик в таблетках, входит в транс, старается подобраться как можно ближе, к Рикардо Гастингсу. Всех остальных убрали, чтобы не отвлекать ее. И все же, когда она приходит в себя, у нее только…
— Те самые старые эскизы от Орала Джакомини.
— Нет.
— Вы уверены? — Больной, усталый ум Ларса внезапно проснулся.
— Эти эскизы полностью отличаются от всего, что она делала до сих пор. Мы дали просмотреть их Питу Фрейду, и он согласился с этим. Она тоже так думает. Они всегда одинаковые.
Ларс почувствовал ужас.
— Всегда что?
— Успокойтесь. Это совсем не оружие, даже отдаленно не напоминающее Боевой Генератор Времени. Они физиологической, неатомной, органической природы… — Генерал Нитц помедлил, колеблясь, говорить ли это по видеофону — может, КВБ записывает…
— Ну скажите же, — проскрежетал Ларс.
— Автомат, напоминающий по форме человеческую фигуру. Необычный тип, но все же именно такой автомат. Очень похоже на то, что Ассоциация Ланфермана использует его в своих подземных испытаниях. Вы понимаете, что я имею в виду. Совсем как человек.
— Я буду так скоро, как только смогу, — сказал Ларс.
26
На огромном посадочном поле крыши военного госпиталя его встретили трое бравых морских пехотинцев. Они проводили его, как будто он был важный сановник. Или нет, пожалуй, преступник, подумал Ларс. Или оба вместе.
Они сразу же спустились к усиленно охраняемому этажу, где происходило это.
Это. Такого слова, как они, не было. Ларс заметил попытку обесчеловечить ту деятельность, в которую собирался погрузиться. Обращаясь к одному из эскортирующих его офицеров, он заметил: