Дунай. Река империй
Шрифт:
Дунай представлял собой рубеж по дороге на Константинополь, который русь и русские намеревались покорить, да так и не покорили. В 943 году князь Игорь (Ingvarr – “охраняющий имя Бога”), в очередной раз отправившийся вместе с союзниками-половцами воевать Царьград, встретился с византийскими послами “где-то на Дунае” и достиг с ними договора, согласившись за отказ от похода взять “злато и паволоки”. В 957 году вдова Игоря княгиня Ольга (Helga), впоследствии русская святая, совершила благочестивое путешествие в Константинополь, где, по-видимому, и была крещена.
Киевская Русь тянулась к югу. Князь Олег (Нelgi – “святой”), тот самый, чей “щит на вратах Цареграда” [76] , покинув после смерти Рюрика Новгород, утвердился в Киеве; внук Рюрика Святослав покинул и Киев, отправившись еще дальше покрай моря. Дневнерусский порыв не ослабевал десятилетиями, поскольку в основе его лежало стремление взять под надежный контроль водный торговый маршрут от Балтики до Проливов. Этот процесс военного, торгового, духовного тяготения примитивных северных соседей к блестящей Византийской империи французский историк поэтически назвал “медленным скольжением к солнцу”. Солнце, как известно, манит, но обжигает. Морская часть путешествия “из варяг в греки”, по которому ежегодно отправлялись славянско-варяжские караваны, проходила вдоль румелийского берега. Для выхода из устья Днепра в Черное море долбленым судам требовалась дополнительная оснастка; одним из пунктов, приспособленных для установки новых парусов, был остров Фидониси (теперь Змеиный) в 35 километрах от дельты Дуная. Путь “из варяг в греки”, оформившийся в середине IX века и утративший значение после разграбления в 1204 году Константинополя крестоносцами и монголо-татарского нашествия, имел многочисленные ответвления, в том числе западное: по Дунаю в глубь Европы.
76
Победоносный поход князя Олега на Константинополь в 907 году упомянут только в древнерусских летописях, поэтому некоторые историки ставят это событие под сомнение. “Повесть временных лет” сообщает: часть русского войска добиралась до Царьграда на кораблях, конница – берегом моря, форсировав Дунай. Чтобы избежать неминуемого разорения своей столицы, продолжает Нестор, униженные ромеи вынуждены были по прихоти захватчиков пошить для их кораблей паруса из драгоценных тканей.
Первые значительные русские боевые кампании на берегах Дуная провел князь Святослав. В 968 году византийский император Никифор Фока за пятнадцать кентинариев (450 килограммов) золота купил древнерусское союзничество в борьбе с Болгарским царством. 26-летний Святослав тут же вторгся в Болгарию “и взял их городов 80 по Дунаю, и сел княжить в Переяславце, беря дань с греков”. Местонахождение Переяславца (Малого Преслава) науке неизвестно, новая столица Святослава так и осталась мифическим городом. Одни историки отождествляют Переяславец с дунайской крепостью Доростол (теперь Силистра), другие – с тогдашним центром Первого Болгарского царства Велики-Преславом, иные указывают, что город располагался в дельте Дуная. В любом случае в своей задунайской резиденции князь пробыл недолго: получив тревожное известие об осаде Киева печенегами, русская дружина поспешила к Днепру.
Печенеги ушли от Святослава в степь. Для верности князь совершил быстрый поход на хазаров, чтобы, справив тризну по скончавшейся летом 969 года матери, Ольге, вернуться на Дунай. “Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце Дунайском. Там – середина моей земли, там собираются всякие блага: от греков – золото, ткани, вина и плоды, от чехов и угров – серебро и кони, из Руси – меха, воск, и мед, и рабы”, – цитирует князя летописец. Русское войско в тридцать или шестьдесят тысяч ратников, сопровождаемое конницей венгров и печенегов, снова явилось на челнах к Доростолу, но в крепости не задержалось. Киевский князь не согласился с новым византийским императором, армянином Иоанном I Цимисхием, в вопросах выплаты дани, и русская армия опять двинулась на юг. Византийцы пытались убедить Святослава покинуть Болгарию, но князь вознамерился прочно обосноваться на Дунае. Тогда в апреле 971 года флот ромеев блокировал устье реки; гоплиты и катафрактарии пленили в Преславе болгарского царя Бориса II, перебив русский гарнизон крепости. Святослав неважно подготовил и оборону Доростола, однако все-таки смог продержаться в осажденной с воды и суши цитадели больше трех месяцев. Наконец князь смирил гордыню и предложил переговоры. Состоялось свидание с Цимисхием: Святослав обязался не воевать с Византией и уйти с придунайских земель, а император отпускал противников восвояси.
Варварская рать оставила Доростол. Для Святослава дунайская экспедиция оказалась роковой, в Киев он не вернулся: у днепровских порогов русское войско угодило в устроенную печенегами засаду. Из черепа убиенного князя хан Куря повелел изготовить оправленный в золото кубок. Обидчик Святослава Цимисхий просидел на троне еще четыре года, пока его не отравили придворные. Николай Карамзин называл Святослава “Александром Македонским нашей древней истории”, но походы этого храброго и кровожадного князя не превратили Нижний Дунай в реку, разрезавшую русские земли пополам. С той поры и до сегодняшнего дня на протяжении тысячи лет истории Дунай оставался для Руси-России локтем, который не укусишь, как ни старайся.
После крещения князя Владимира, сына Святослава, в отношениях Руси и Византии вражда долго перемежалась с сотрудничеством. С одной стороны, по крайней мере до начала XI века в составе императорской армии сражался корпус варяжско-славянских наемников. С другой стороны, от мечты о взятии Константинополя в Киеве не отказывались. Один историк-византинист сказал о чувствах ромеев к славянским варварам цветисто: “На протяжении больше чем ста лет русские занимали выдающееся место в комнате страхов, сотворенной богатым воображением византийского народа”. Последний древнерусский поход на Босфор организовал Ярослав Мудрый в 1043 году. Византийцы тогда разбили киевский флот в сражении у маяка Истресту. Каждому пленному отрубили правую руку – и выставили отнятые конечности на стенах крепости. Всего через три года после этого Константинополь и Киев заключили очередной договор о союзничестве.
Первая серьезная угроза целостности Киевской Руси возникла после смерти в 1015 году Владимира Святославича: пятеро его сыновей не поделили отцовское наследство. Рубежом, наметившим распад единого государства, считается 1132 год, когда скончался последний из по-настоящему великих киевских князей, Мстислав. Раздоры его наследников привели к всеобщей междоусобной войне, о которой новгородский летописец написал: “И раздрася вся земля Русская”. К той поре половцы, сменившие хазаров и печенегов в роли главных кочевников Понтийских степей и превратившие их в Половецкое поле, фактически отрезали от Киевской Руси земли Причерноморья. Торговля с ромеями и попытки осмысленной русской колонизации низовий Дуная постепенно сходили на нет, хотя в XII–XIII веках эти земли, граничившие с Византией и Венгерским королевством, могли находиться в формальной зависимости от Галицкого (позже от Галицко-Волынского) княжества: одни историки в это верят, другие это отрицают. В “Слове о полку Игореве” сказано о занимавшем стол в Галиче (1157–1187) князе Ярославе Осмомысле: “Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы угорскыи своими железными полки, заступив королеви [угорскому] путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облаки, суды рядя до Дуная”. Осмомысл думал за восьмерых, но силы его были небезграничны.
В низовьях Дуная селился беглый люд разного роду и племени, в том числе славяне, скрывавшиеся от княжеских, боярских, половецких притеснений. Сведения об этих берладниках (от города Бырлад на одноименной речке, левом притоке левого дунайского притока Сирета), или бродниках (от “бродить”), встречаются в нескольких русских летописях. Непутевый звенигородский князь Иван Ростиславович, в 1145 году пытавшийся захватить власть в Галиче, даже получил прозвище Берладник, поскольку искал военно-политическую опору у этих новых дунайских переселенцев (“стал в городах Подунайских”, сообщает о нем Ипатьевская летопись). Берладники-бродники промышляли рыболовством, с половцами ходили в походы против русских, с русскими – в походы против половцев; в 1223 году отдельным отрядом участвовали в важной битве с монголами на реке Калке. “Берладскую землю” некоторые исследователи называют предшественницей Молдавского княжества, другие считают берладников кем-то вроде протоказаков. Конец этой вольнице – как и старорусским претензиям на владение низовьями Дуная – почти на полтысячелетия положило в 1237–1240 годах нашествие хана Батыя. Монголы погубили около половины жителей Киевской Руси (составлявшее, по приблизительным оценкам, четыре-пять миллионов человек), уничтожили ее развитую городскую культуру; южные русские земли чуть ли не целиком потеряли оседлое население. Все князья признали себя зависимыми от Монгольской империи. Венгерский король Бела IV писал римскому папе, что данниками хана стали “все области, которые граничат с востока с нашим королевством: Россия… бродники, Болгария”. И только в плавнях дунайской дельты скрывались от монгольских разъездов сохранившие свободу нищие охотники-рыболовы. Арабские авторы времен хана Узбека (1313–1342) называют Дунай в числе самых крупных рек Золотой Орды.
При внимательном изучении карты Российской Федерации на ней обнаруживаются две речки Дунай (в Ярославской и Архангельской областях), два поселка Дунай (в Приморском крае и Ленинградской области), три деревни Дунай, а также один архипелаг – в дельте реки Лены, названный по фамилии осваивавшего Заполярье енисейского казака Константина Дуная [77] . В Киевской и Удельной Руси некалендарное, не попавшее в святцы имя Дунай иногда давали детям в честь речного духа, обычай поклонения которому славяне переняли, как считается, у скифов и сарматов. Из одного стародавнего документа – Волынской летописи – следует, что при дворе Владимира-Ивана Васильковича, княжившего во Владимире-Волынском ближе к концу XIII века, состоял бивший ляхов, ятвягов и литвинов воевода по имени Дунай. Есть и другая, мифологическая сторона лингвистической истории: одного из популярных персонажей русского эпоса, богатыря киевского цикла, звали Дунаем. “Тихий” Дунай – трагический герой по крайней мере трех значимых былин. Одна былина отправила этого Дуная Ивановича, в прошлом служившего королю Литвы, сватать его дочь Апраксу за князя Владимира Красное Солнышко. На возвратном пути в Киев богатырь на беду повстречал свою давнюю тайную любовь, королевичну Настасью, и после опасных приключений привез ее в стольный русский град невестой. Чтобы добиться взаимности литовской красавицы, Дунаю пришлось сперва победить ее в сражении. Но вот уже сыграна двойная свадебка, вот уже и пир горой, и молодецкое веселье в Киеве. В стрельбе из лука ловкая Настасья превзошла супруга: сначала пронзила вострой стрелой лежащее на его голове серебряное кольцо, а затем не промахнулась и по лезвию ножа, расщепив стрелу. Добрый же м'oлодец в первый раз недострелил, во второй перестрелил, а в третий “наметил Настасье в ретиво сердце”, после чего еще и разрубил молодую жену пополам. “Распластал ей да чрево женское” Дунай свет Иванович и убедился, что умерщвленная королевична была беременна чудесным ребеночком: “по коленца ножки в серебре, по локоточки рученьки в золоте, на головушке по косицам звезды частые”. Тогда Дунай бросился на меч и скончался в корчах. Из богатырской крови его, гласит былина, и взяла начало река Дунай, а из крови королевичны образовалась существующая только в легенде Настасья-река.
77
Современная российская история дает примеры появления новых гидронимов, связанных с Дунаем. По территории Коминтерновского района города Воронежа протекает река Песчаный Лог протяженностью 12 километров, обозначаемая в некоторых новых справочниках и на картах как Голубой Дунай. Этот впадающий в Дон водоток по сути является сточным каналом: в 2009 году содержание нефтепродуктов в Голубом Дунае превышало нормативы в 10 раз, меди – в 27 раз. Ежегодно река выносит в Дон 5500 тонн промышленных загрязнителей. Городская легенда гласит, что имя Песчаному Логу в послевоенные годы изменили местные жители – под влиянием трофейного немецкого кинофильма “Большой вальс” о жизни и творчестве Иоганна Штрауса. В воронежских блогах Голубой Дунай именуется Вонючкой и Говнотечкой. В реке водится рыба, имеющая, однако, столь неприятный запах, что ее выбрасывают.
Тут и сказке конец. Так и завершается эта, по замечанию фольклориста Владимира Проппа, “совершенно изумительная по глубине замысла и художественности былина”, в которой женское начало оказывается превосходнее мужского. Другой толкователь славянского эпоса, Орест Миллер, еще в позапрошлом столетии высказал предположение о том, что Дунай Иванович олицетворял не только Дунай, но и реку вообще. Конечно, реку не земную, а небесную, любое вместилище туч; как и многие богатыри, Дунай олицетворял темные или светлые силы природы.