Дунай. Река империй
Шрифт:
“Пустынную страну” для русской власти обживали новые переселенцы: из султанских владений сюда бежали болгары и гагаузы (тюркоязычные христиане), из Европы по царскому приглашению прибывали немецкие, французские, швейцарские, голландские колонисты. Все они сделали еще более пестрой и без того разноцветную этническую карту бессарабского юга: всех тут набиралось понемножку – русских староверов, украинских казаков, греческих и еврейских торговцев, молдавских и польских крестьян, арнаутов и цыган. Государственная принадлежность Буджака менялась едва ли не каждую четверть века, во всяком случае, чаще, чем менялся здесь жизненный уклад. “Какому богу молиться, к какому берегу пристать? – вопрошает в недоумении бессарабский краевед. – Местное население оставалось аполитичным; периферийное развитие привлекало людей, искавших укромное место для ведения спокойной непритязательной жизнедеятельности”. Особые характеристики оказались устойчивыми: жизнедеятельность в этих краях – если ее не прерывать войнами и политическими кризисами – показалась мне все такой же спокойной и непритязательной.
После того как Красная армия покончила в междуречье Дуная и Днестра с румынским государственным присутствием, Москва наложила на Южную Бессарабию жирную печать советизации. Об этой сургучной тяжести здесь вспоминают по-разному, но чаще, чем я ожидал, с какой-то светлой и, похоже, искренней тоской. Зенитом развития считаются брежневские годы, когда в Измаиле процветали массовый профсоюзный туризм и дешевые речные перевозки. Киев не успел пока концептуально освоить эти просторы, и драматические события последних лет лишь по-новому высветили эту проблему. Четверть века, минувшие с момента советского распада, не слишком сильно отпечаталась на облике бессарабского юга, не сказалась радикальным образом на главном языке здешнего межнационального общения. За украинским нужно отправляться в здешние “украинские деревни”: Шевченкове, Кислиця, Першотравневе.
Килия. Литография XV века.
Местные интеллектуалы утверждают: на северо-западе Причерноморья, как и по всей стране, складывается особый тип национальной идентичности – русскоязычное украинство, – связанный не только с актуальным политическим лозунгом, но и с тонкостями личного мироощущения. Легко предположить, что кризисный общественный слом подталкивает этот процесс. Если так, то философия Буджака особенно мозаична: барабанная память суворовской победы перемешана с аскетичными традициями староверов, рыбацкими небылицами о кормильце Дунае, советским эпосом освобождения-восстановления и новыми мотивами украинской независимости. Нельзя исключать, впрочем, что суть этого мироощущения точнее всего выражена в названии книги местного историка Светланы Паламарчук: “Забытая земля”.
Центр Украинского Придунавья – 75-тысячный Измаил, давнее прошлое которого непрозрачно, как воды Дуная. Краеведам иногда хочется думать, что турки оборудовали могучую крепость на месте сожженного кочевниками древнеславянского поселения Смил, которое, в свою очередь, возникло на руинах античной Антифилы. Однако историки в наличии Антифилы сомневаются, а в существование Смила не верят. Наукой установлено: скорее всего, в XVI веке турки построили у молдавской речной переправы, известной как “переправа ягнят”, сначала укрепление, а затем и крепость для защиты от разбойников. О бойком османском Измаиле 1660-х годов занимательно рассказано в путевых заметках Эвлии Челеби: “Всего в городе две тысячи домов. Все дома с каменными стенами и черепичными крышами находятся в мусульманских кварталах. Есть одна баня, но такая грязная, что тот, кто войдет в нее, пожалеет… Мостовой в городе нет совсем. На невольничьем рынке много белых рабынь и невольников-мальчиков. Население города живет куплей-продажей, промышляет торговлей с валахами и молдаванами. На берегах Дуная разместилось около двух тысяч рыбных лавок; купцы ежегодно отправляют две тысячи возов соленой рыбы в польские и московские земли… По численности комаров этот город вызывает удивление. По законам шариата проституток, которых ловят в крепости, отправляют на остров Йилан [Змеиный], оставляют там голыми, и за одну ночь они погибают от старания комаров, москитов и разной мошкары”.
Я предусмотрительно захватил с собой в поездку репеллент, но бытовая химия не пригодилась: несмотря на майские грозы, комары меня пощадили. Город с утра до вечера был тих, немноголюден (за исключением шанхайского типа торговой зоны), однако не лишен особого, пусть и скромного достоинства центра провинции:
Золотом бликов на солнце сияя,Катятся синие волны Дуная.В кронах акаций и лип утопая,В воды Дуная глядит Измаил.Каждая из строк, вышедших из-под пера местного поэта, содержит явное преувеличение, хотя реалии Измаила на поверку способны опровергнуть многие предрассудки недоверчивого иностранца. У входа в отель Premier меня испугала было автоцистерна с надписью “Ремонт трубопроводов”, однако эта гостиница в паре кварталов от бронзового Суворова и нарядного Свято-Покровского собора оказалась по европейским меркам регулярной, еще и с фотогалереей VIP-постояльцев в холле: киевская поп-звезда Тина Кароль, безымянный “бизнесмен из Москвы”, консул Российской Федерации в Одессе Ю. Ю. Диденко.
Андрей Ухтомский. Сергей Тучков. Гравюра.
Наверное, Измаилу все-таки не повезло: доблести его прошлого и достижения его настоящего достойны масштабов областного центра, однако таким статусом город обладал лишь одну сталинскую пятилетку. В 1954 году Измаил разжаловали в райцентр, как считается, в связи с секретным режимом приграничной зоны и главной гавани советской Дунайской военной флотилии. Бронекатер на постаменте из бетона, памятник героическим морякам, украшает истоки главной улицы города, естественно, проспекта Суворова. Рядом с мемориальным катером наблюдаются приметы постсоветской культуры: поле для мини-гольфа, страховая контора “Фидель”, штаб Бессарабского казачьего полка.
Измаил надежно избавился от всего восточного, что некогда было в его облике, но сохранил турецкое название. Основанное поблизости от крепости гражданское поселение получило поначалу имя первого царского градоначальника, опытного администратора Сергея Тучкова [107] , но в итоге разросшийся город так и остался Измаилом. Часть бывшей территории крепости теперь контролирует Свято-Николаевский мужской монастырь, основанный, если верить латунной табличке на его воротах, в 1077 году, то есть в ту пору, когда холм над привольным Дунаем был еще более пустынным, чем сейчас, хотя и не обезображенным следами постсоветского хозяйствования. Монастырь в крепости Измаил примерно в XVII столетии заложила пришлая братия – из монастыря Каракал на полуострове Афон; османские администраторы, напомню, позволяли лояльным подданным султана верить в любого Бога. Измаильская обитель формально до сих пор принадлежит святогорскому монастырю. Ее западные ворота выходят как раз к бывшей Малой ханской мечети, на тусклый купол которой нет-нет да и поглядывают хлопочущие по хозяйству иноки. Рядом с мечетью-диорамой обустроен городской пляж – привозной песок, волейбольная площадка, карусель, закусочная с пластиковыми столиками, спасательная вышка. С этого низкого берега, очевидно, чудо-богатыри и сплавляли по реке тысячи трупов бездыханных врагов.
107
Сергей Алексеевич Тучков 2-й (1767–1839) – российский государственный деятель и военачальник, сенатор, генерал-лейтенант. Одаренный литератор, известный масон, казначей кишиневской ложи “Овидий”, участником которой состоял и Александр Пушкин. Родился в генеральской семье, четверо его братьев стали генералами, двое из них погибли в Бородинском сражении. Участвовал во всех крупных российских военных кампаниях конца XVIII – начала XIX века. Пока русские войска в 1789–1790 годах осаждали Измаил и другие дунайские крепости Османской империи, Тучков в чине капитана командовал батареей морской артиллерии на фронте войны со Швецией. В 1810 году, в должности дежурного генерала Молдавской армии, неподалеку от крепости Измаил без издержек для казны основал гражданское поселение “на 1500 домов и лавок”, которому через два года присвоили название Тучков. После войны 1812 года угодил в опалу, занимался переводами античных авторов, составил подробный военно-инженерный словарь, опубликовал четырехчастное собрание сочинений. В 1826 году вернулся на административную службу, в 1830 году назначен градоначальником Измаила-Тучкова, через шесть лет вышел в отставку. В 1997 году в центре Измаила (на месте советской доски почета) установлен памятник Тучкову работы местного скульптора Михаила Недопаки. Монумент вызвал недовольство научной общественности: на бронзового генерала, как выяснилось, надели сапоги солдатского фасона. Молодая сотрудница Историко-краеведческого музея Придунавья, любезно знакомившая меня с экспозицией, указала на выставленную в одном из залов скульптуру Сергея Тучкова работы Инны Коломиец: “Куда элегантнее, чем в Греческом парке, не правда ли?” Я не нашел причин возражать.
Дунай, похоже, сейчас не так дорог Измаилу, как был дорог еще поколение или два назад. Дело, конечно, не в том, что близко к реке, помимо района Крепость, улицы которого (Фанагорийская, Апшеронская) напоминают о суворовских полках, подходит только восточная окраина города Копаная Балка. Дунай силен, широк, иногда непредсказуем, поэтому многие города и повернуты к реке спиной, строятся на почтительном расстоянии от берега. Нет, отдаление Измаила от Дуная не топографического характера, оно, как мне показалось, другой природы.
Единственная здешняя набережная, имени советского хозяйственника, директора Дунайского государственного пароходства Луки Капикраяна, проложена рядом с морским вокзалом. Его здание в послеобеденный час встретило меня хирургической чистотой и гробовой тишиной. Трехэтажный орехово-аквамариновый корпус отстроили в брежневскую эпоху, лестничные пролеты украсили монументальной мозаикой на оптимистические темы. Вот чубатый украинский казак и русский старовер в папахе ведут в бой усатого пехотинца с лицом царя Петра, а Мамай [108] яростно наигрывает им на кобзе. Этажом выше казачество становится красным и сражается уже не против турок, а за советскую власть. Парубка провожает в бой суженая, однополчане уносятся в бой на алых, словно с полотна Кузьмы Петрова-Водкина, скакунах. К глубокомысленной надписи way out на дверях запасного выхода [109] сопровождают космонавт с раскинутыми на всю Галактику руками, завитый пуделем Пушкин, а также значок мирного атома и стая птиц тропических цветов. Мозаичные полотна в гулком здании выглядят как росписи египетских пирамид, сохраненные, чтобы поведать потомкам о погибшей цивилизации: этот великий народ умел трудиться, побеждать, любить, мечтать. Каменные картинки цветного прошлого контрастируют с прагматичным настоящим: старая концепция общественной жизни мертва, новая мозаика Буджака пока не сложилась.
108
Мамай – идеализированный образ казака-рыцаря, популярный персонаж украинского фольклора. Изображается с кобзой или бандурой, символами украинской певчей души. В 2003 году на площади Независимости в Киеве установлен памятник Мамаю.
109
Way out (англ.) – “выход из положения”. Верный перевод термина “аварийный выход” – emergency exit.
ЛЮДИ ДУНАЯ
МИХАЙЛО ЧАЙКА-ЧАЙКОВСКИЙ
турецкий паша
Политик и общественный деятель, писатель, генерал турецкой армии. Родился в 1804 году в семье польского шляхтича и украинки, родственницы гетмана Запорожского войска Ивана Брюховецкого. Проникнувшись в юности идеями патриотической борьбы, Чайковский рассматривал поляков и украинцев как ветви одной славянской нации, между которыми нет существенных противоречий, а русских считал “полукочевым и лишенным гражданственности народом”. Идеалом украинской государственности ему казалась Запорожская Сечь. Чайковский участвовал в Польском восстании 1830–1831 годов, после его поражения эмигрировал в Париж, где занялся литературным творчеством. Главные произведения Чайковского – романы из истории казачества “Гетман Украины” и “Вернигора”. Считается представителем так называемой украинской школы в польской словесности; вышедшее в 1862–1873 годах собрание сочинений Чайковского состоит из двенадцати томов. В 1841 году командирован польскими эмигрантскими кругами на Балканы организовывать (на французские средства) агентурную сеть, затем принялся собирать под эгидой Османской империи всеславянское войско для борьбы против России и Австрии с конечной целью воссоздания казацкой государственности. Основал на берегах Босфора две польские колонии, занимался вербовкой добровольцев на Балканах, в Австрии, на русском Кавказе. Смог войти в доверие к султану Абдул-Меджиду I, планировал цареборческое восстание в Малороссии, разработал концепцию польско-казацкой автономии в составе Османской империи. Принял ислам и сменил имя на Мехмед Садык-паша. После начала Крымской войны сформировал в составе султанской армии казачий полк под знаменем Запорожской Сечи. В “Славянский легион” кошевого атамана (“Миниар-паши”) Чайковского – полторы-две тысячи штыков и сабель – входили в основном задунайские казаки, командным языком был украинский. Легион действовал на Дунайском фронте, летом 1854 года вошел в Бухарест после отступления из города армии генерала Михаила Горчакова, позже занимал оборону на реке Прут. Корпус козаків оттоманських просуществовал в турецкой армии до 1877 года и был разбит русскими при осаде Плевны. После окончания Крымской войны Чайковский получил высшее генеральское звание бейлербея и назначение на административную должность в Румелию. Через несколько лет, однако, он попал в немилость к султану, поскольку примкнул к заговору против восшедшего на престол Абдул-Азиза. Примерно в то же время Чайковский скорректировал свои взгляды на польско-украинскую борьбу, выступая теперь за объединение славянского мира. Его отношения с польской эмиграцией испортились. В 1873 году Чайковский испросил амнистии у императора Александра II и возвратился в Российскую империю. Поселился в Киеве, вернулся в христианство, женился на молодой греческой дворянке, написал обширный военный мемуар. В 1886 году из-за измены супруги и иных семейных неурядиц покончил с собой. Один из сыновей Чайковского стал генералом российской армии, другой – генералом турецкой армии, дочь вышла замуж за австрийского дипломата. Оценки личности Чайковского разнятся: одни историки считают его славянским агентом при дворе султана, другие – слугой Османской империи, третьи – бессовестным авантюристом. Могила Чайковского в его имении Борки под Черниговом разорена в годы советской власти.