Дунайский лоцман
Шрифт:
— Атаман… отправился.
— Его нет в Рушуке? — настойчиво спросил сильно разочарованный Драгош.
— Нет больше.
— Значит, он здесь был?
— Четыре дня назад.
— А теперь?
— Отправился к морю на шаланде.
— Когда он должен вернуться?
— Недели через две.
— Две недели отсрочки! Эх, вот мое счастье! — вскричал Драгош.
— Ты, верно, очень раззадорился войти в компанию? — с грубым смехом спросил Титча.
— Черт! — ответил Драгош. — Я — крестьянин, а дельце в Гроне принесло
— Это тебя и разлакомило! — решил Титча с раскатистым хохотом.
Драгош сделал вид, будто заметил, что стакан его собутыльника был пуст, и поспешил его наполнить.
— Ты совсем не пьешь, товарищ! — вскричал он. — За твое здоровье!
— За твое! — повторил Титча, опоражнивая стакан одним махом.
Сведения, полученными полицейским, были обильны. Он узнал, сколько сообщников в дунайской шайке: восемь, по словам Титчи; имена трех из них и даже четырех, считая атамана; назначение шаланды: море, где, без сомнения, судно заберет добычу; базу для операций: Рущук. Когда Ладко вернется сюда через две недели, все будет готово, чтобы арестовать его немедленно, если не удастся схватить бандитов в устье Дуная.
Но все-таки еще немало оставалось неразрешенных вопросов. Карл Драгош подумал, что, может быть, ему удастся осветить, по крайней мере, один из них, пользуясь опьянением собеседника.
— Почему же, — спросил он равнодушным тоном после некоторого молчания, — ты не хотел сейчас, чтобы я произносил имя Ладко?
Совершенно пьяный, Титча бросил мутный взгляд на компаньона, потом, в приливе внезапной нежности, протянул ему руку.
— Я все тебе скажу, ведь ты друг! — пробормотал он.
— Да!
— Брат!
— Да!
— Молодец, боевой парень!
— Да!
Титча взглянул на бутылки.
— По стаканчику можжевеловки? — предложил он.
— Нет больше, — ответил Драгош.
Видя состояние противника и опасаясь, что тот упадет мертвецки пьяным, сыщик старался выливать на пол добрую часть содержимого бутылок. Но это не устраивало Титчу, который, узнав, что можжевеловой уже нет, скорчил кислую гримасу.
— Тогда ракии! — умолял он.
— Вот, — согласился Карл Драгош и придвинул бутылку, в которой оставалось несколько капель жидкости. — Но осторожно, товарищ! Мы не должны опьянеть.
— Я! — запротестовал Титча, завладев бутылкой. — Я знаю, что могу и чего не могу!
— Мы говорили, что Ладко… — напомнил Драгош, осторожно направляя извилистый путь собеседника к цели.
— Ладко? — повторил Титча, забыв, о чем шла речь.
— Да… Почему нельзя его называть?
Титча пьяно рассмеялся.
— Это тебя интересует, сынок! Это значит, что здесь Ладко произносится Стрига, вот и все.
— Стрига? — повторил Драгош, ничего не понимая. — Почему Стрига?
— Потому что так зовется это дитятко… Ну, вот как тебя зовут… В самом деле, как тебя зовут?
— Рейнольд.
— Ага…
— Однако в Гроне… — настаивал Драгош.
— Хо! — перебил Титча. — В Гроне это был Ладко… Но в Рущуке это Стрига!
Он подмигнул с хитрым видом.
— Да уж так, ты понимаешь, не пойман — не вор! Что преступник принимает вымышленное имя, которым прикрывает свои злодеяния, это не может удивить полицейского, но почему именно фамилия Ладко, фамилия, написанная на портрете, найденном в барже?
— Однако существует и настоящий Ладко! — нетерпеливо вскричал Драгош, выразив, таким образом, свое предположение.
— Черт возьми! — сказал Титча. — Это-то и есть самое смешное.
— Но кто же тогда этот Ладко?
— Каналья! — энергично заявил Титча.
— Что он тебе сделал?
— Мне?.. Ничего… Стриге…
— А что он сделал Стриге?
— Отнял у него женщину… Прекрасную Натчу. Натча! Имя, написанное на портрете!
Драгош, уверенный, что он на хорошем следу, жадно слушал Титчу, который продолжал, не дожидаясь, чтобы его просили:
— Потом они совсем не друзья, понимаешь! Вот почему Стрига взял его имя. Он хитрец, Стрига!
— Я все-таки не понимаю, — упорствовал Драгош, — почему нельзя называть имя Ладко.
— Потому что это опасно, — объяснил Титча. — В Гроне… и в других местах, ты знаешь, что оно означает… А здесь, Ладко — имя лоцмана, который восстал против правительства… он устраивает заговоры, бездельник… А улицы в Рушуке полны турок!
— Что с ним случилось? — спросил Драгош.
Титча жестом показал незнание.
— Он исчез. Стрига думает, что умер.
— Умер!
— И, вероятно, это правда, потому что женщина у Стриги.
— Какая женщина?
— Ну! Прекрасная Натча… Сначала имя, потом жена… Она недовольна, голубка… Но Стрига держит ее на борту шаланды…
Все стало ясно Драгошу. Он проводил долгие дни не в обществе заурядного преступника, но с изгнанником-патриотом. Какова же в этот момент скорбь несчастного, который, явившись к себе после стольких усилий, нашел опустевший дом?.. Нужно спешить к нему на помощь… А дунайскую банду Драгош, отныне хорошо осведомленный, без труда найдет и уничтожит.
— Жарко, — вздохнул он, притворяясь опьяневшим.
— Очень жарко, — согласился Титча.
— Все ракия… — пробормотал Драгош.
Титча ударил кулаком по столу.
— У тебя слабая голова, малыш! — насмешливо сказал он. — Я… Ты видишь… Готов начать снова…
— Не могу состязаться с тобой…
— Воробышек… — издевался Титча. — Ладно, идем, раз уж тебе так хочется.
Расплатившись с хозяином, компаньоны очутились на площади. Перемена оказалась неблагоприятной для Титчи. На свежем воздухе его опьянение заметно увеличилось. Драгош боялся, что слишком напоил его.