Дураки и умники. Газетный роман
Шрифт:
Но Зудин и не думал отступать, просто решил зайти с другой стороны.
— Послушай, Соня! — сказал он торжественно. — Я тебе сейчас еще одну вещь скажу, только ты не спеши отвечать, ладно?
— Ну?
— Я хочу возродить нашу газету.
При этих словах Соня прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла, теперь лицо ее выражало: придется вытерпеть и это.
— Ты послушай, послушай! Я хочу собрать ребят, я уже многих разыскал, все устроены кое-как, а некоторые вообще не устроены…
Соня слушала молча, никак не реагируя. Про себя она уже решила, что у мальчика «поехала крыша», видимо, на почве нереализованных
— Конечно, ту газету не вернешь, — продолжал Зудин как ни в чем не бывало, — это и не требуется, в конце концов все мы уже не в том возрасте. Но дух! Но творческая атмосфера! Все это еще можно возродить! Это будет совершенно другая газета — с другим названием, с другой концепцией…
— Ну и в чем твоя концепция? — не скрывая иронии, спросила Соня.
— Вот тут самое главное. Я хочу, — он сделал долгую паузу, как бы предваряя важность того, что собирался произнести, — создать абсолютно новую, современную газету — не бульварную, как большинство теперь, но и не «орган» кого-то и чего-то. То и другое — вчерашний день. «Органы» уже не вернешь, и не надо, а бульварными газетенками все насытились вот так, — он приложил ладонь к горлу. — Я тебе больше скажу: такое обилие газет, которое есть сейчас в Благополученске, никому не нужно, это все временное явление, последствия слишком буквально понятой свободы печати. Знаешь, что сейчас надо? Надо создать мощный газетный концерн, собрать туда все эти жалкие редакции, закрыть мелкие, с мизерными тиражами издания и начать выпускать одно большое, солидное — на хорошей бумаге, современной технике, с количеством страниц… — он на секунду задумался, — ну, не меньше тридцати двух, с шикарной иллюстрацией, богатой рекламой — типа «Нью-Йорк Таймс» или «Фигаро», представляешь?
Соня смотрела на него внимательно: умный он или дурак?
— Да-а… А я уж грешным делом подумала, ты и правда что-то оригинальное скажешь. Утопия. Причем полная. Ты хоть представляешь, сколько это сегодня стоит?
— Деньги есть, — сказал Зудин скромно. — А если удастся с выборами, будет еще больше, и главное — никаких проблем и препятствий для осуществления этого проекта. Но сначала надо выиграть выборы. И первое, что я сделаю, если меня изберут, это возрожу… возродю… — он засмеялся своей неловкости, — наш творческий коллектив. Представь, как это будет здорово — собраться снова всем вместе!
— А еще лучше — снова всем стать молодыми, беззаботными и чтобы впереди была целая жизнь. Что за бред? Столько лет прошло, и каких! Все изменилось. Одни на той стороне были, другие на этой, как примириться, стать снова заодно? И главное, за что — одно? Помнишь, как Мастодонт говорил на летучках: «За что боролась наша газета на прошлой неделе?» Так вот, за что будет бороться эта твоя новая газета? Ну, пусть не бороться, теперь это немодное слово, но на каких идеях стоять? Не думаешь же ты, что можно затевать серьезное издание, не имея за душой никаких идей?
— Да Бог с ними, с большими идеями! — перебил Зудин, боясь погрязнуть в теоретическом споре. — Давай посмотрим на это дело проще. Ребят жалко. Жорка безработный ходит, ты бы его видела! Севка спивается потихоньку. Глеб у Борзыкина горбатится. Ты-то, конечно, устроена хорошо, но ты же не пишешь! Ты! И не пишешь! Я ведь что хочу? Я хочу помочь всем вам снова почувствовать себя настоящими журналистами.
— О! Спаситель явился! Христос воскресе! Не смеши меня. Лично я в благотворительности не нуждаюсь.
— И совершенно напрасно. Ребята в отличие от тебя так не думают.
— А ты что, с кем-нибудь уже говорил об этом?
Зудин коротко рассказал о своих встречах и заключил:
— Но я ведь тебе еще не сказал самого главного. Я хочу, чтобы редактором этой газеты была ты!
— Ну да, — сказала Соня, — сейчас все брошу и поеду назад в Благополученск редактировать твою супергазету. А себе ты какую роль при этом отводишь? Ах, ну да, я и забыла — губернатор области! Он же — газетный магнат Евгений Зудин! Звучит неплохо, ничего не скажешь.
Она встала и пошла на кухню. Соне не хотелось самой себе признаваться в том, что Зудин все-таки немного задел ее этим своим прожектом. Что-то было в его словах такое, что заставило ее сердце слегка дрогнуть, потому она и пошла на кухню. Задолго до того, как Соня оставила совсем газетную работу, она не раз думала (в порядке бесплодных фантазий, конечно), как бы это было здорово — снова оказаться всем вместе — Ася, Сева, Майка, Жора, Валера Бугаев, Валька Собашников, Люся… Будь у меня много денег, мечтала она в такие минуты, я бы открыла свою газету и позвала в нее всех наших, и мы бы работали все вместе долго, долго, до самой старости… Беда в том, что таких денег у Сони не было, и никаких не было, теперь она вообще жила на иждивении Мити. Про Зудина она думала сейчас, что он, конечно, блефует, во всяком случае в том, что касается «газетного концерна», а вот про выборы — это, похоже, серьезно, и ради этого он еще и не такого нагородит, жаль будет, если кто-то из ребят попадется на эту удочку. Да будь даже это все правдой, будь у него действительно такие деньги, представить себе газету, хозяином которой является Женя Зудин, и себя в этой газете… Никогда и ни за что.
Зудин тем временем сидел, уставившись на цветную фотографию в рамочке и чувствовал неприязнь к этому незнакомому человеку, обнимающему Соню. Он решил, что именно из-за него она так реагирует на все его доводы. Ей хорошо с ним, и больше ничего не надо. А будь она сейчас одна, как та же Люська, небось, по-другому бы разговаривала, еще и спасибо сказала бы.
— Ну так как? — спросил он, когда Соня вернулась с новой порцией горячего кофе.
— А никак. Несерьезно все это, Женя.
— Это серьезнее, чем ты думаешь. У меня сейчас мощная поддержка в Москве, могу тебе сказать по секрету, что на выборах ставку делают именно на мою кандидатуру.
— Да? Ну что ж, поздравляю. Схема мне понятна. Там у тебя поддержка есть, но нужна и здесь тоже. Ты хочешь купить эту поддержку на время выборов и на будущее, если тебе вдруг повезет, пообещав ребятам газету. Все это очень грустно. Не знаю, как ребята, но на меня не рассчитывай. Журналистика, Женя, предназначена не для этого.
— А для чего?
— Во всяком случае, не для удовлетворения личных амбиций самих журналистов.
— Опять ты не права, потому что рассуждаешь по-старому, по-партийному. Ты еще скажи, что газета — это коллективный пропагандист, агитатор и… как там дальше? Нет, Соня, нет, уж поверь мне. Сейчас газета и вообще журналистика — это такой же бизнес, как и любой другой, а может, даже более выгодный, чем любой другой. Раз уж нас угораздило в молодости вляпаться в эту профессию…