Дураки умирают первыми
Шрифт:
Прибыл Гуго лично, тут же проследовал в кабинет и десять минут, почти не скрываясь, возил двух заслуженных лейтенантов, как нашкодивших щенков. Потому что заслужили…
Ах да, виной всему был несчастный Рене ле Коэн!
Серьёзных неприятностей за неправильные координаты ему удалось избежать, поскольку умысел не был доказан, толковых операторов не хватает, и вообще все увлеклись дуэлью и обсуждением оной наяву и в социальной сети. Рене получил свою долю ругани сначала от де Лоу, пообещавшего «не забыть, как неграмотный щенок едва не утопил его в болоте», а потом и от старшего де Бро, заявившего, что «подобные сотрудники компрометируют
В общем, ле Коэн остался в строю, занялся прочёсыванием города в поисках поддельных мечей, а поскольку считался «получившим взыскание», то де Бро запретил несчастному пользоваться порталами, отправив прямиком в питерские пробки. Дышать выхлопными газами, скучать на переполненных улицах, проклинать судьбу и… В общем, наслаждаться всеми прелестями жизни заурядных челов. И надо же такому случиться, что именно Рене, переезжая с Петроградской стороны на Невский, обнаружил неясное, скрытое, но весьма и весьма подозрительное возмущение магического поля в районе Кунсткамеры.
По возвращении в Башню доложил. Де Бро сначала посмеялся: «Небось Кемпиус воровские артефакты расставил, решил мартышек заспиртованных контрабандой вывезти…», — однако велел проверить. Маги запустили полное сканирование и…
Дело оказалось не в артефактах.
А в том, как метко заметил примчавшийся Гуго, что «увлечение древними пеленгаторами, поисками беглых авантюристов и потешными дуэльками, на радость туповатым обитателям социальных сетей, заставило вас, комтур, позабыть о служебных обязанностях»! В действительности фраза де Лаэрта звучала раза в четыре длиннее, но если выбросить из неё нецензурные ругательства, эмоциональные междометия и связующие предлоги, получалось именно так.
Охотясь за де Шу, Комтурия проспала активизацию чего-то странного, древнего, непонятного, наверняка опасного и уже набравшего силу. А недолюбливающие друг друга Трес и Тург в обнимку сели в лужу.
В глубокую, холодную и грязную лужу.
— Очень хорошо… — Кемпиус ещё раз оглядел «заготовки» и удовлетворённо хмыкнул: — Всё-таки я — мастер.
И как бы кто ни относился к де Шу, оспаривать это утверждение он не стал бы — Кемпиус действительно был превосходным вором, с необычайной ловкостью использующим в своей работе магические устройства. Причём не только «прямого действия» — взрывающие, пробивающие стены, наводящие морок, — но и «формирующие» артефакты, оставляющие нужные, но совершенно бесперспективные для полиции следы. В некоторых аспектах Кемп считался настоящим художником и не забывал продемонстрировать не только воровскую ловкость, но и хороший вкус.
По замыслу де Шу «злоумышленники» ворвались в Кунсткамеру через всё тот же многострадальный служебный вход. При этом усиление охраны, принятое после прошлого «налёта», рыцаря ничуть не смутило. Согласно плану, сначала «злоумышленники» подключились к компьютерной сети музея, дабы
Потому что «злоумышленники» оказались не грабителями или ворами, а вандалами. Дикарями.
И именно эту часть «вторжения» Кемпиус прорабатывал с особенной тщательностью: подрыв двери, следы паяльной лампы на стенах, следы грязных сапог, окурки, разбитые витрины, люстры, разбросанные экспонаты… Повреждения будут выглядеть страшно, наиболее впечатлительные сотрудники наверняка схватятся за сердце, но в действительности де Шу ни в коем случае не собирался перегибать палку: все экспонаты подлежали восстановлению без особого труда и особенных затрат.
Все, кроме одного.
Кроме старинного уродца в перетянутой серебряным обручем колбе, который отчего-то приглянулся мистеру Старку. «Монструз», к сожалению, погибнет, оставив после себя полагающиеся осколки колбы, следы формалина и куски разлагающейся протоплазмы. Серебро, естественно, исчезнет — вандалы вандалами, но от грабежа и мародёрства они никогда не зарекались, и потому исчезновению металла никто не удивится.
Де Шу прогнал на планшете видеоимитацию срабатывания артефактов, кивнул себе:
— Да, всё продумано.
И прищурился, почувствовав едва заметное дрожание Меча — оружие предупреждало владельца об опасности.
На огромный город давно опустилась ночь. Ночь, но не тьма. Тьма таилась наверху, отгоняемая освещением набережных и моста, подсветкой Адмиралтейства и Зимнего дворца. Величественная панорама ночного Санкт-Петербурга открывалась чудам, однако Гуго де Лаэрта она не восхищала.
— Активность?
— По-прежнему нулевая!
— Плохо…
Де Лаэрт щёлкнул пальцами. Нет, конечно, хорошо, что область магического возмущения пока никак себя не проявляет, глядишь, и окажется, что заработал какой-нибудь старинный артефакт, купленный петровскими боярами да позабытый в погребах Кунсткамеры, — и такое бывало. В этом случае все посмеются и разойдутся с миром, но… но мастер войны подозревал, что внутри магического возмущения могут идти скрытые процессы, характер которых — из-за мощной маскировки — определить невозможно.
— Керк?
— Ничего не вижу.
— Стефан?
Второй командор войны отрицательно покачал головой.
Изучив странное возмущение с расстояния и не обнаружив признаков угрозы — возмущение было сильным, но локальным и абсолютно пассивным, концентрируясь вокруг Кунсткамеры, — де Лаэрт распорядился перенести действия непосредственно к Васильевскому острову, а заодно подготовиться к блокированию — в случае необходимости — Стрелки и Кунсткамеры.
Первая группа — под командованием Турга де Бро — расположилась на набережной Макарова, готовясь отрезать Биржевой мост. Вторая, возглавлял которую Эрл де Бро, взяла под контроль Менделеевскую линию. Третий отряд — Треса де Лоу — встал на Адмиралтейской набережной. И, наконец, сам де Лаэрт и два его командора вышли на Дворцовый мост, но остановились примерно на середине, продолжая изучать возмущение с расстояния.