Дурман
Шрифт:
Ворф накрыл её всеми одеялами, какие только были, завернул в них, как в кокон, её холодное тело.
– Трой, Диана, Вы меня слышите?
Он снова приложил пальцы к её шее, щупая пульс, и с облегчением убедился. что сердце её бьётся размеренно и ровно. Должен ли он отнести её к кому-нибудь из орианских врачей? Смогут ли они ей помочь? Или же её станет только хуже? Нет. Он не может доверить её этим мясникам.
Скрипнув зубами, Ворф сжал кулаки. Из горла у него вырвалось сдавленное рычание. Он не знал, что делать. Тут не поможет ни фазер, ни ярость. Глядя на бледное лицо Трой,
Если бы только вернулся «Энтерпрайз». Если бы можно было поручить Трой заботам доктора Крашер. Но доверить её этим лишёным чести воинам – нет, это Ворфу не по душе. Как можно доверять таким людям?
Перед глазами встало мёртвое лицо Марит. Они запытали её до смерти – случайно. Случайно! Ворф тщетно пытался сдержать гнев. Трой больна. Пикард в тюрьме. Женщина мертва – возможно, невиновная женщина. Планета гибнет. Миссия мира потерпела крах.
Поднявшись, он направился к ближайшей стене. Он смотрел на яркие, красивые картины, а видел лишь мёртвое лицо. Он ударил по стене кулаками, сначала одним, потом другим, словно по боксёрской груше. Он бил по стене снова и снова. Гнев подымался из живота горячей волной, вливался в плечи, в руки, в кулаки. Гнев изливался в ударах, и от этого становилось легче.
– Свершенно незачем ломать стену, Ворф.
Он резко обернулся. Опираясь на локоть, Трой улыбалась ему. Ворф кинулся к ней, сгрёб в медвежьи обьятия.
– Диана, слава Хаккерку!
– Ворф! – Лицо Дианы было прижато к груди Ворфа, и ответ получился сдавленным.
Он тотчас отстранился, поправил перевязь. Контроль его вернулся на место, как ладно пригнанная перчатка.
– Я очень рад, что Вам лучше, – сказал он.
Трой улыбнулась ему. Он знал, что она ощущает его радость, но знал также, что не было нужды смущать её такими бурными проявлениями этой радости – она и без того понимала его. Это… успокаивало. Она была единственным "гуманоидом", который – он был уверен в этом – не истолкует превратно его клингонских манер.
– С Вами всё в порядке?
– Небольшая слабость, но это пройдёт, – отвечала Трой. Она шевельнулась, устраиваясь поудобнее и плотнее закутываясь в одеяла.
– Вы знаете, что с Вами было?
– Да, – мягко сказала Трой. – Полковник Таланни – одна из самых сильных эмпатов-внушателей, с которыми я когда-либо сталкивалась.
– Эмпат-внушатель? Что это значит?
– Все чистокровные бетазоиды способны передавать свои мысли другим, но внушатели эмоций встречаются гораздо реже. Вместо того, чтобы ощущать эмоции других, они посылают им свои собственные эмоции. В случае Таланни – только другим эмпатам. Если бетазоид с подобным талантом не научится контролировать его, он станет слишком опасным, чтобы это можно было объяснить на словах.
– Каким образом?
– Представьте, что эмпат разгневался в разгар мирных переговоров. Он может заразить своим гневом остальных участников.
– Надо ли отстранить полковника Таланни от участия в переговорах?
– Пока не знаю. Это зависит от того, способна ли она научиться контролировать свой талант. Она,
– Вы полагаете, что она может использовать свои способности для достижения мира?
– Да, – сказала Трой.
– Не будет ли это… мошеничеством, советница?
– Ворф, все орианцы постоянно влияют друг на друга. Их способности совершенно не тренированы. Я только предлагаю использовать эти способности. Как я использую свои, когда капитан ведёт переговоры. Вы ведь не считаете это мошеничеством?
– Я никогда не задумывался об этом, – сказал Ворф. – Но знать, что чувствует противоположная сторона – это не то, что заставить их поверить в то, во что они не верят. Такой мир продержится лишь, пока Таланни сможет удерживать их. – Он покачал головой. – Нет, нам нужен настоящий мир.
– Вы правы. Но мы должны найти способ контролировать их способности. Иначе я не выдержу.
– Что случилось, Трой?
– Таланни поглотила меня. Я чувствовала её гнев, её ярость из-за смерти Марит. И за всем этим скрывалось чувство вины. – Трой взглянула на него снизу вверх. – Чувство вины, Ворф, словно тьма, пожирающая душу.
– Она чувствует свою ответственность, как всякий хороший командир, – сказал Ворф.
– Нет, – покачала головой Трой, – это было личное. Чувство вины из-за чего-то, совершённого лично ею.
– Чего же?
– Не могу сказать точно, но она что-то знает. Что-то о зелёных. Нам необходимо поговорить с ней.
– Думаете, полковник Таланни имеет какое-то отношение к убийству?
– Не знаю. Возможно. Но что бы это ни было, оно достаточно важно, чтобы она чувствовала себя в долгу перед зелёными. Это личная вина. – Трой обхватила колени, прижав их к груди. – На несколько минут я стала Таланни, но её чувства настолько поглотили всё, что я не могла уловить её мысли. Вина, ужас, и всё это имело отношение к зелёным. Не к Марит, но к зелёным.
– Я поговорю с ней, Диана. – Ворф встал. – Вы отдыхайте.
– Нет, я должна быть при этом.
Ворф нахмурился, глядя на неё сверху вниз.
– Вы едва не погибли. Я не стану снова подвергать Вас риску.
– Смертельной опасности не было.
– Вы были тяжело ранены, – упрямо сказал Ворф. Он не знал подходящих слов для травм сознания. Трой могла быть искалечена от невидимых ран.
– Самое страшное для бетазоида – потерять себя. Быть настолько поглощённым кем-то другим, чтобы стать им, утратить собственную индивидуальность. На некоторое время я стала Таланни. – Она опустила глаза, избегая его взгляда.
– Тогда Вам нельзя приближаться к ней. Это слишком опасно.
Трой посмотрела на него. В чёрных её глазах сверкнуло нечто среднее между упрямством и гневом. Она выглядела такой маленькой в этом гнезде из одеял, с прижатыми к груди коленями, и всё же… Ничего хрупкого не было в упрямом выражении лица. Но если она думает, что сумеет переупрямить его – у клингона много талантов.
– Второй день почти на исходе, Ворф. Завтра с наступлением темноты капитан будет казнён за убийство. Я должна присутствовать при Вашем разговоре с Таланни. Теперь, когда я знаю, на что она способна, я сумею защитить себя лучше.