Дурная жена неверного дракона

Ганова Алиса

– Да уж… – опешил Эванс и закусил губу, совсем как я.

Приготовилась, что он обрушит на меня гнев и упрёки, однако он шумно выдохнул, упрямо тряхнул головой и заявил: – Прости Даррен, но при любом раскладе это моя племянница. И если ты… То я… В любом случае заберу ребёнка и буду воспитывать сам.

– Так Каррина тебе и отдаст, – фыркнул с досадой Даррен.

Заметив, какая гамма эмоций отразилась на его лице, я поняла: он был совершенно не против отдать Милию. И только зная, что я на это не соглашусь, промолчал.

Радость от хорошего вечера померкла.

Пусть в сердце Даррена имеются ко мне чувства, однако Милия его тяготит. Так что, вряд ли у нас что-то получится.

Глава 29

Убедившись, что я совершенно ничего не помню о своей прошлой жизни, о семье… – Эванс от переживаний стал расхаживать по комнате, приглаживая дрожавшими руками разметавшиеся светло-пепельные волосы. Вид у него был одновременно нелепый и трогательный. Пусть я не знала его, однако он показался мне хорошим человеком и заботливым братом.

– Ну, хотя бы племянницу покажи, – вздохнул он, когда немного пришёл в себя.

– Милия сейчас спит. Может, чуть попозже? – я переживала, что внешность моей малышки ещё больше шокирует брата.

– Я не собираюсь кричать и топать, – обиделся Эванс, поглядывая на меня с искренней досадой.

– Ладно, – согласилась. – Но если разбудишь, пожалеешь, потому что невыспавшаяся Милия – угроза нервам.

– Буду тих, как мышь, – пообещал братец, больше походивший габаритами на большую панду с добрыми глазами. На вид он значительно старше меня, скромный, умный. Как уж они с Дарреном сошлись, ума не приложу. Однако какое сейчас это имело значение? Важнее – как Эванс отнесется к Милуше.

Детская располагалась совсем рядом. Пока шла, нервничала: вдруг, увидев малышку, Эванс выйдет из себя? Также удручала угрюмая замкнутость Даррена. Он шёл за другом молчаливой тенью, надев на лицо непроницаемую маску.

Прежде чем впускать спутников в детскую, проверила детей.

Кнопочка и Марти, раскинув ручки, сладко спали под одним одеялом. Чтобы детский сон был крепче, Жиаль занавесила окно, оставив небольшую щель. Узкая полоса зимнего света падала на камин и кресло, в котором подруга сидела и вязала крючком детскую шапочку. Её помощница, одна из юных служанок, которую сделали нянькой, дремала на софе, поджав ноги и подложив диванную подушечку под голову.

Девочка крепко спала, а вот Жиаль, увидев меня, красивую, с причёской, которую я предпочитала носить в хорошем настроении, обрадовалась, поспешно отложила вязание и хотела уже встать, чтобы выйти и поболтать со мной, однако прежде я жестом показала: в коридоре ожидают гости, следует сохранять тишину.

Она удивилась, но кивнула.

Увы, изящество и ловкость не конёк братца. Эванс к детям и вправду крался на цыпочках. Он так старался ступать бесшумно, что от излишнего старания высунул изо рта кончик языка, ещё смешно размахивал руками. Заметив Жиаль, одетую стараниями Даррена добротно и благородно, из-за близорукости принял её за даму и неловко согнулся в поклоне.

Смущённая Жиаль растерянно заозиралась по сторонам. Сообразив, что поклон

предназначался ей, торопливо поклонилась в ответ, едва не снеся бедром туалетный столик.

Раздался грохот… Я замахала руками, останавливая моих растяп.

Даррен стоял у двери и с мрачным интересом наблюдал за нашей троицей.

Изо всех сил игнорируя его, я взяла Эванса за руку, подвела к постели и показала моё маленькое солнышко.

Огромной скалой брат навис над малышкой. А когда из-за подслеповатости наклонился, у меня сердце едва не выпрыгнуло из груди.

Дуновение ветерка взметнуло прядку Мильки. Во сне малышка подняла ручку и потёрла кулачком щёчку, после чего повернулась на другой бочок, явив старшему родственнику свои огненно-рыжие локоны, насыщенный цвет которых не могла утаить даже глубокая тень.

Заинтригованный Эванс наклонился ниже, внимательно рассматривая Милию. Иногда он переводил взгляд с малышки на меня, потом обратно и снова на меня. На друга, прислонившего плечом к двери и скрестившего на груди руки, бросил короткий взгляд лишь раз и то в самом конце, безмолвно подтверждая, что Даррен к Милии не имел никакого отношения.

Мрачный Даррен смотрел на друга испытывающе, не мигая, почти исподлобья. Неужели из-за того, что Эванс безоговорочно принял племянницу?

Ещё одно негативное, разрушительное последствие моей «измены» обрушилось горьким, оглушительным осознанием: я чёрной кошкой «пробежала» между верными друзьями, навсегда лишив их доверия и многолетней дружбы.

Никогда не любила вносить разлад и ссоры будь то в коллективах или семьях подруг, всегда старалась избегать глупых сплетен, не сеяла семена подлости и лести. И вот подставила новообретённого «брата», рассорив его с лучшим другом до непримиримой вражды.

Подмечая, как они негодующе переглядываются, я чувствовала, что им надо поговорить. Хотя бы попытаться объясниться, но однозначно не в детской.

– Хм… – вздохнул Эванс, проведя над головой Милии ладонью. Словно убеждаясь в чём-то, провёл ещё разок, после чего медленно выпрямился и озадаченно потёр свой висок.

Выйдя в коридор, Эванс растерянно сообщил:

– Несмотря на огненные волосы, дара огня у малышки нет, – он очертил на груди защитный круг. – Разве что небольшая искра…

Даррен недобро усмехнулся.

Судя по хмурым взглядам, между Дарреном и Эвансом назревала гроза. Пока она не разразилась, я спешно вела их в свои покои, чтобы там без лишних ушей сказать то единственное, что могла поведать.

Даррен следовал за нами, однако даже в его шагах ощущалась гневная ярость.

Как только закрылась дверь покоев, я резко развернулась на каблуках и оказалась перед братом лицом к лицу.

– Эванс, – заглянула ему в глаза. – При всём желании я не могу объяснить свои прошлые поступки и дать ответы на вопросы, которые наверняка появились у тебя. Я ничего не помню со дня, когда очнулась. Это был вечер после пожара. Поэтому… – С горечью развела руками. – Можешь ругаться, проклинать меня, но… Я ничего не могу объяснить и рассказать.