Душа
Шрифт:
— Поднимайся! — Мне не составило труда нагнуться над «Демидычем» и коснуться ладонями его лица и обнажённых участков шеи. — Поднимайся немедленно и топай на улицу! Поднимайся, я сказала! Тебе нужен свежий воздух. А квартира должна проветриться.
После сегодняшнего вы, конечно, вряд ли поверите, но раньше я не умела кричать. Не умела требовать. Всегда только просила, а поэтому так и не приучила Ромку вешать вещи в шкаф. Тётя Глаша говорила, что мне туго придётся в школе. Нет ни строгости, ни жёсткости. Боялась, что дети станут вить из меня верёвки. Наверное,
— Я существую. Да, умерла, да, стала призраком, но всё равно существую! Существую, ты понял?!
«Демидыч» протирал глаза и жадно хватал ртом насыщенный кислородом воздух. Я погрозила ему пальцем и шлёпнула по макушке. Боли он не почувствовал. Только холод, судя по тому, как его передёрнуло.
— Подачу газа я остановила. И разбила окно. На ночь накроешь его одеялом. У тебя ведь есть одеяло? — дождавшись кивка, я продолжила: — Галлюцинации не разбивают окон и не перекрывают газовые вентили. Не веришь — позови соседа, но завтра. Сейчас ты идёшь на улицу. Дышать. Понял? И лучше тебе выпить воды или молока!
Страх в его глазах ничуть не уменьшился. «Демидыч» боялся меня так же сильно, как и вчера, возможно, даже сильнее. Он с ужасом взирал на осколки стекла на ковре, распахнутую дверь и завёрнутый вентиль. Прочная, годами строившаяся защита начала давать трещину. Во взгляде человека, три года считавшего себя сумасшедшим, затеплилось сомнение.
— Выпей молока и шуруй на улицу. Выметайся, я сказала!
Он недоверчиво склонил голову набок. Схватившись руками за стол, кое-как поднялся на ноги. Пройти прямо не удалось: его то и дело заносило влево, будто пьяного.
— Ты строгая, как Нинка, — произнёс он, с трудом набрасывая на плечи плащ.
Я не знала, кто такая Нинка, но на всякий случай кивнула. Сегодня я могла позволить себе быть похожей на кого угодно.
Спустившись по лестнице, мы вышли во двор. Я шла справа, но говорить больше не пыталась. «Демидычу» и так сегодня досталось, поэтому беседу по душам я решила оставить до завтра.
Как ни странно, но оглядывался он довольно часто. Словно боялся меня потерять. Словно считал, что я исчезну, стоит ему зажмуриться. Но я не собиралась исчезать. Я была рядом. Рядом, снова и снова.
— Там, наверное, уже проветрилось? — сконфуженно спросил он, когда мы вышли на улицу Братьев Райт. Я улыбнулась и повернула в сторону его дома первой. Прошла через дверь и уселась на стул в кухне.
— Вернусь завтра в десять. Не выкинь какую-нибудь глупость, ладно?
Он промолчал. Я встала. Мы оба знали, что он выполнит эту просьбу.
***
На следующее утро я опоздала на двадцать минут. Специально, чтобы дать «Демидычу» фору, чтобы сейчас он точно поверил. В меня и самое главное — в себя.
Он ждал меня. Я поняла это по нетерпеливому подёргиванию плечами, по вздоху облегчения, по резкому повороту головы. Из разбитого окна дуло. Ветер на улице заставлял приподниматься наброшенное на стекло одеяло, вместе с ним колыхались и грязные, местами порванные занавески.
— Ты прошла сквозь дверь?
— Да. Призраки обычно так и делают.
Он поёжился и с шумом втянул в ноздри воздух. Получилось что-то похожее на фырканье.
— Сегодня ко мне заходил Андрей из шестой квартиры. Сказал, что у него вчера пахло газом, а потом вдруг перестало. А ещё он спросил про разбитое окно.
— И что ты ответил?
— Что разбил его сам. А, может, я и правда разбил его сам? И сам перекрыл газ?
— Ты же всё время сидел на стуле и обзывал меня галлюцинацией.
— Всё так, но…
Махнув рукой, я не позволила ему закончить.
— Андрей — это тот самый, что накостылял тебе недавно? Синяк и нога, я гляжу, уже зажили.
«Демидыч» покачал головой и опустился на кровать. Его правая рука хлопнула по покрывалу рядом. Обычно так подзывают кошку, но я решила не привередничать и сразу приняла приглашение.
— Доктор сказал, что у меня посттравматический синдром. Сначала авария, потом пожар.
— Ты испытал клиническую смерть, и, видимо, поэтому начал видеть призраков. Так бывает. К счастью или к сожалению…
— Значит, этот мальчик, Савва, тоже призрак?
— Да. — Я прикусила губу и потёрла подбородок. — Он здорово обижен на тебя.
— Знаю. В церковь каждое воскресенье хожу, молюсь за его душу. Чувство вины насквозь прожигает. Никакого покоя нет. Везде его вижу.
Опустив голову, «Демидыч» застучал себя по груди. Из уголка правого глаза по грязной щеке к подбородку медленно скатилась слеза.
— В новостях говорили, что он переходил дорогу в неположенном месте. Может, ты зря себя винишь?
— Не знаю, что тебе там говорили. Одна машина решила обогнать другую и вылетела на встречную полосу. На мою полосу. Я гружённый, на фуре, не успел затормозить. Март, гололёд. Как сейчас помню… Пытался предотвратить аварию на дороге, вывернул руль и сам не заметил, как выехал на тротуар. А он стоял спиной. В ушах наушники с телефоном, как выяснилось потом, краденные. Детдомовский парнишка был. В общем, зацепил я его. Столкнул и насмерть…
Я сглотнула, «Демидыч» заплакал. Плакал и плакал, растирая сопли и слёзы по спутанной рыжей бороде.
— Я думала, ты пьяный был.
— Пьяному бы условку не дали. Мотал бы срок. Были бы у парнишки родители, подали бы апелляцию, а в приюте кому он нужен? А пить я не пил никогда. Нинка отучила. Строгая была, прям как ты. Не сказать, что не разрешала, просто при ней не хотелось.
— Нина — это твоя жена?
— Бывшая.
— Давно развелись?
— Перед аварией. Поссорились. Часто ссорились. Каждый день. Бывало, дважды в день. Она была жуткой стервой, душила меня своими тапочками и следами от пальцев на холодильнике. Но я всё равно её любил. Как-то раз сказал ей что-то обидное. Она дёрнула пальто с вешалки, схватила сумку и ушла. А я не стал останавливать. Всегда останавливал, а тут не стал. Через месяц она на развод подала. Потом правда вернуться пыталась, но я уже к этому времени с ума сошёл.