Душа
Шрифт:
А дальше пошли такие чёрные мысли, что мне захотелось схватиться за голову. «Вот ведь помощница», — злилась я, стуча кулаками по скамейке. По дереву побежала едва заметная, но трещина, которая приятно согрела сердце. Значит, моя сила тоже набирала обороты, и я могла хоть как-то противостоять Савве.
Жаль, воодушевления от проделанной работы хватило ненадолго. Нужно было возвращаться домой и поскорее. Савва мог заявиться в квартиру в любой момент, а там и без него хватало своих проблем…
Три дня сильно изменили меня: я почти отвыкла от постоянно
— Зато мы всегда будем вместе, — прошептала я, заставив себя оглянуться и просмотреть комментарии, которые так неистово пожирал глазами мой муж.
***
— Вот как-то так, — развёл руками «Демидыч», теребя бороду и выдёргивая из неё волоски подобно Хоттабычу. Альбина смотрела на него с жалостью. Видимо, думала о том же, о чём и я: загадывай, не загадывай, а желания призраков всё равно не исполнятся. Реки вспять не текут.
— Понятно, — как-то слишком спокойно сказала она и подошла к окну, тому самому, что я разбила почти три недели назад. Хорошо, хоть «Демидыч» всё починил. Старое одеяло лежало в углу, а занавески мирно висели вдоль рамы. — Теперь всё ясно.
Оптимизм Альбины я не разделяла, но возражать в открытую смысла не видела. «Демидыч», скорее всего, придерживался похожей точки зрения, и, чтобы спрятать несогласие, снова начал теребить ни в чём неповинную бороду.
Он рассказал Альбине всё. Всё, что знал. Про аварию, пожар, психиатрическую больницу и про «умения» Саввы, из-за которых он провёл несколько суток в изоляторе временного содержания. Альбина в такие моменты только кивала да иногда вставляла односложные: «Ага» или «Понимаю».
Никто так и не сказал ей, что Савва и есть её сын. Но, похоже, это уже и не требовалось. Альбина сама догадалась, что к чему, анализируя наши с «Демидычем» перешёптывания и виноватые взгляды.
— Значит, он любит смотреть на аварии? — она чуть приподняла брови, обращаясь скорее к занавескам, чем ко мне.
— Любит.
— Тогда отведите меня на эту улицу. Я подожду его там. Уж что-что, а ждать я умею.
***
— Думаешь, у неё выйдет? — спросил «Демидыч», в десятый раз за последние три минуты оглядываясь на Альбину. Она сидела у столба с фотографией Саввы. Как обычно обняв руками колени и прижавшись спиной к опоре. Хорошо, хоть не пела и пальцами не щёлкала.
— Понятия не имею, — честно сказала я, — но ей достанется. Он не любит, когда кто-то из призраков ходит на его территорию. Он считает себя королём, а улицу Братьев Райт до перехода, возле которого меня сбили, своими владениями. Она новичок, и…
— Вряд ли она бросится к нему с объятиями и криками: «Я твоя мать…»
— Вряд ли…
— Думаешь, он сейчас возьмётся за твоих? В отместку?
— Не знаю. Я уже ничего не знаю. Савва странный, но, может, Альбине удастся держать его подальше от нас. Он многое умеет, а она хочет учиться всяким таким штукам. Это может ему польстить. Савва ведь всего лишь самодовольный ребёнок, который мечтает о пьедестале и куче поклонников. Но я не могу обещать, что он снова не появится в твоём доме и не начнёт тебя мучить…
— Знаю… — «Демидыч» остановился и, преградив мне дорогу, впервые с момента нашего знакомства широко и по-доброму улыбнулся. — Даже жалко расставаться с тобой.
Тяжело вздохнув, я посмотрела на его руки. Абсолютно пустые руки.
— Ну и где телефон? Опять забыл… Идёшь и разговариваешь сам с собой.
Он пожал плечами и почесал нос. Чувство вины в нём мои слова явно не вызвали.
— Когда суд?
— Не спрашивай, — на этот раз на Альбину посмотрела я. Она сидела на том же месте и внимательно следила за дорогой.
— И всё же.
— Первого ноября.
— Значит, чуть больше недели осталось.
— Ага. — Выдохнула я и опустила взгляд на свои ноги. У меня язык не поворачивался попросить его выполнить свою часть сделки.
— Послезавтра приходи. Подумаем, как быть.
Я кивнула, но послезавтра «Демидыч» пришёл ко мне сам…
***
Всё началось с папы. В дверь позвонили спозаранку. Он стоял на пороге нашей квартиры в половине девятого или около того. Видимо, проводил тётю Глашу на поезд и решил зайти к зятю. Если Ромка и удивился, то виду не подал. Налил ему чай и сделал два бутерброда, один из которых умял сам.
— Тебе на учёбу не надо?
— К третьей паре.
— Это хорошо. — Папа потёр подбородок и выпил полкружки залпом. — Спасибо, что встретил Глафиру.
— Вы уже благодарили.
— Ещё раз не помешает. — Папа встал и, подойдя к раковине, сполоснул кружку. — Я не приду на ноябрьское заседание.
— Почему?
— Не хочу.
— Жаль. — Ромка тоже встал и вплотную приблизился к папе. — Подписчики собираются весь день стоять с плакатами и её фотографиями возле зала суда. Жаль, что родной отец…
— Я тебе уже говорил, — в голосе папы зазвенела сталь, — что не поддерживаю то, что вы развели с Костей. Не по-людски это.
— А что по-людски? — Глаза у Ромки вспыхнули, на шее заходили желваки. — То, что она в могиле лежит, а он спокойненько в университет с водителем ездит.
— Если ты его засадишь, она не воскреснет.
— Зато я буду знать, что одним уродом на свободе будет меньше.
Папа попятился назад и с силой потёр левую половину груди. Перед глазами замелькала вчерашняя сцена на проспекте Декабристов: он и тётя Глаша, заваривающая чай на травах со словами: «Не бережёшь ты себя, Коля! Нисколько не бережёшь. Тебе бы в санаторий…»