Два брата
Шрифт:
Вязников вошел к себе в комнату и зажег свечи. Это была обширная и очень хорошо обставленная комната, служившая кабинетом и приемной; другая, маленькая комната рядом, была спальней. Эти две комнаты Николай нанимал от квартирных хозяев и на меблировку и отделку их затратил большую часть денег, полученных от отца. «Надо же жить по-человечески!» — говорил он Васе, когда Вася спрашивал: «К чему такие хоромы?» Кроме того, его привлекало жить в тишине. Жизнь в меблированных комнатах ему опротивела еще во времена студенчества, а здесь он был единственным жильцом, да и хозяева оказались тихими людьми.
Мягкая, красивая мебель, обитая полосатым репсом
Николай нашел на бумагах письмо, быстро разорвал его и стал читать. Вот что прочел он на маленьком листке почтовой бумаги:
«Я жду тебя, друг мой, целую неделю… Я писала тебе… Я была у тебя… Что с тобой? Отчего ты не был или хоть не написал двух слов?.. Меня беспокоит твое молчание… Что это значит? Или все кончено?.. Но разве ты не сказал бы мне прямо? Разве ты, милый мой, не уважаешь меня настолько, что не решаешься сказать?!. Ведь ты знаешь, мы обещали друг другу говорить правду… Я все выслушаю и, конечно, не мне упрекать тебя… Прости… Я так расстроена… нет… не расстроена… не то… просто измучилась, не зная, чем объяснить твое молчание… Приходи же, ради бога… Приходи, ненаглядный мой… Приходи…»
Эти несколько строчек кольнули Николая. В самом деле, он не отвечал на два ее письма, все собирался к ней и не был целую неделю. В отрывочном, нервном тоне записки, в неровном, торопливом почерке он прочел большую тревогу любящего существа и почувствовал себя глубоко виноватым перед Леночкой.
— Или все кончено?! — прошептал он несколько раз слова записки.
Ему вдруг стало невыразимо жаль Леночку. Но что ж такое случилось? С чего она взяла, что все кончено?! Он ее любит, эту славную, милую Леночку… Он в последнее время реже бывал, это правда… Он иногда был раздражителен, несправедлив к ней, даже резок… но мало ли что бывает между близкими людьми?! О, она ему дорога… Она так доверчиво вверилась ему!.. Разве она не будет его женой, только бы ему устроиться?!
Так оправдывался он, но что-то шептало внутри, что он, во всяком случае, поступает с ней нехорошо, совсем нехорошо, я вовсе не потому, что не был у нее неделю, совсем не потому…
Он никогда прежде не анализировал своих отношений к Леночке. Он как-то отдался волне страсти, охватившей его, и не думал, куда волна унесет его.
Со стороны Николая было увлечение (он прежде увлекался часто), но со стороны Леночки было такое сильное, глубокое чувство, которое не могло не отразиться на Николае. Оно его тронуло и умилило. Он с какой-то боязливой осторожностью сдерживал порывы страсти, но порывистая натура Николая разве могла сдержать себя? Все случилось как-то внезапно… Петербургская жизнь их сближала более и более; Николай каждый день почти бывал у Леночки, реже говорил об идеалах. Но зато чаще вздрагивал, обнимая девушку и нашептывая ей страстные речи.
Леночка отдалась Николаю беззаветно, не думая о будущем, не требуя уверений.
Николай давно говорил о свадьбе. Они повенчаются, как только он устроится. Леночка слушала, счастливая, доверчивая, и просила его не беспокоиться об этом.
— Разве не все равно? Разве мы менее счастливы? — спрашивала она,
Они переживали медовый месяц любви, тщательно скрывая от других свое счастье. «К чему другим знать? Все равно узнают, когда мы женимся!» — говорил Николай.
— Конечно… к чему другим знать! — повторяла Леночка, но в то же время чувствовала по временам фальшивость своего положений. Ей казалось странным скрывать их отношения. Да если б Николай позволил, она всем сказала бы с гордостью, что любит, любит своего ненаглядного!
Медовый месяц прошел. Прошел у Николая и бурный порыв молодой, вдруг налетевшей страсти. Он стал раздражителен, неровен, капризен. Убежденный в безграничной преданности Леночки, он подчас придирался к ней, срывая на любящем существе свои неудачи. Он, правда, нередко горячими словами любви старался загладить несправедливость, но скоро забывал о ней и снова становился небрежен… Леночка безропотно сносила все, объясняя и извиняя вспышки Николая понятным раздражением неоцененного таланта… В последнее время он стал реже бывать, сделался особенно придирчив и наконец как будто совсем забыл Леночку…
Все это припомнилось теперь Николаю. Он почувствовал себя глубоко виноватым, сознавая, что причинил большое страдание существу, обожавшему его. Он поступил как эгоист. Что сказали бы ею старики?..
— Это гнусно! — воскликнул он и заходил в волнении по комнате. — И к чему долее медлить со свадьбой! К чему ставить Лену в ложное положение?!.
Он решил не медлить и жениться как можно скорей. Завтра же он напишет своим, и чем скорее свадьба, тем лучше!..
— Славная, дорогая Леночка! Я сделаю тебя счастливой! — произнес он, увлеченный порывом, и в этот миг ему казалось, что он любит Леночку больше, чем когда-либо. Он стал мечтать на эту тему, и счастливая Леночка представлялась ему в лучезарном сиянии его будущей славы.
Николай присел к столу и написал Леночке длинное, горячее послание. Он высказал в нем все, что передумал в эти минуты после прочтения ее записки, он просил прощения, говорил о любви, о будущем счастии, превозносил Леночку до небес и писал, что завтра будет у нее.
Письмо успокоило нашего молодого человека, и он лег спать. Лежа в постели, он опять стал было мечтать, как они славно заживут с Леночкой, как он сделает ее счастливой, но вслед за тем совсем неожиданно в голове его мелькнула мысль, что было бы лучше, если б Леночка вышла за Лаврентьева и он не зашел бы так далеко… Не стеснит ли она его свободы? Будет ли она счастлива?.. Конечно, Леночка — превосходная женщина, он ее любит, но все же она не тот идеал, о котором он мечтал. Она слишком простая, обыкновенная, эта Леночка! Нет в ней захватывающего интереса, нет артистической жилки, нет обаяния исключительной, высшей натуры… Все в ней ясно и светло, как на дне прозрачного озера.
Он стал засыпать, когда перед ним вдруг явился блестящий образ Нины. Она была такая ослепительная, роскошная, красивая… Ее загадочный, манящий взгляд улыбался насмешливой улыбкой, и губы шептали: «И вы надеваете ярмо… Поздравляю! Не умеете вы пользоваться жизнью!»
— Чепуха! — проговорил сквозь сон Николай. — Леночка… я ее люблю… Она чудная, а эта Нина…
Он не докончил, повернулся на другой бок и заснул…
V
На следующий день, только что пробило десять часов, Степанида отворила двери спальни Николая и, остановившись на пороге, повторила несколько раз: