Два брата
Шрифт:
— Я… беременна, — чуть слышно произнесла она.
«И она еще предлагала остаться любовницей! — промелькнуло в голове у Николая. — И я никогда об этом не подумал!»
— И тебе не стыдно было скрывать от меня? Давно ты это скрывала?
— Недавно, очень. Я не решалась как-то сказать тебе…
— Почему?
— Да видишь ли…
Она остановилась в нерешительности.
— Что ж ты не говоришь?
— Видишь ли. Ты не сердись, мой милый. Я не хотела тебя стеснить.
— Как стеснить?..
— Да разве ты не понимаешь? Ты ведь такой добрый и мог бы пожалеть меня
— О Леночка, Леночка! — воскликнул Николай. — Какая ты!
— Ну, а теперь, когда убеждена… я и сказала. Ты не сердишься?
Они весело болтали о том, как они устроятся и поведут скромную, трудовую жизнь. Свадьба будет через месяц, и самая скромная. Они с доверием молодости глядели оба в глаза будущего. Оно казалось им таким счастливым и радостным. Она будет ходить на лекции, а он писать. О, она не будет ему мешать, пусть он не думает!
— То-то тетя удивится! Ведь она всегда дразнила меня тобой и говорила, что ты никогда не обратишь на меня внимания и что ты женишься на одной из Смирновых.
— Нашла на ком жениться! Ну, а отец твой?
— Папа рад будет. А твой? Не найдут, что ты делаешь скверную партию?
— Да разве они не знают тебя? Они очень обрадуются…
— Я шучу. Они ведь такие славные — и отец твой, и мать. Мы съездим в деревню летом?
— Поедем, еще бы.
— А быть может, они приедут.
— Пожалуй… И твой отец.
— И его позову. Братья тоже удивятся, когда узнают!
— Они что-то не бывают у тебя.
— Ты знаешь, мы не сходимся. Они недовольны, что я студентка, — улыбнулась Лена.
— И не нравятся они мне. Особенно старший. Чиновник будет, карьерист.
— Ну, бог с ними. И мне не нравится, а все как-то… братья! Нет-нет, да и вспомнишь, что свои… Да ты, Коля, расскажи о себе. Что ты делал это время? Статья принята? Получил работу в «Пользе» [63] ?
63
«Польза» — так же, как и упоминающийся на стр. 394 романа «Правдивый», — выдуманные Станюковичем печатные органы либерального направления.
Николай сказал о письме Платонова и о том, что в «Пользе» получил работу. Леночка обрадовалась. Она уверена была, что статья будет принята и произведет впечатление. Она не сомневалась в этом. А что он будет делать в «Пользе»?
— Пока вырезки из газет. Дают семьдесят пять рублей, — усмехнулся Николай.
— Вырезки? Ну, это пока. И, во всяком случае, эта работа немного займет времени?
— Часа два-три.
— Значит, у тебя времени будет довольно работать серьезно. О, я, Коля, убеждена, что тебе предстоит славная будущность. У тебя талант, ты умен… я верю в твою звезду! — восторженно произнесла Леночка.
— Веришь? Ты веришь потому, что любишь.
— О нет, не потому. Это ты напрасно. Любовь не ослепляет так.
— Ослепляет, говорят. Помнишь, как мы с тобой рассчитывали на успех моей второй статьи? И что же? Никакого успеха.
— Да он будет, будет непременно, только бы тебе не заботиться много о работе из-за хлеба, не тратить времени на разные вырезки! Вот только ты произнесешь первую речь в суде — посмотришь, как заговорят… Увидишь. Только не торопись, Коля. Поверь, все придет. Ведь мы будем жить аккуратно и скромно. У меня будет двадцать пять рублей да еще от уроков тридцать пять, да у тебя семьдесят пять в месяц. Ведь довольно?
— Какие уроки?
— Ах, ты и не знаешь.
И она рассказала, как по рекомендации доктора Александра Михайловича она получила урок.
— Зачем тебе уроки, Лена? Слава богу, и без уроков твоих проживем! А то тебе на Васильевский остров ходить! Я тебя не пущу! Да и знаешь ли, не надо и от отца тебе брать. Я надеюсь, мы без всякой помощи будем жить. На адвокатуру я не рассчитываю. Ты знаешь, я с большим разбором буду брать дела. Не стану же я вроде Присухина или какого-нибудь подобного барина. Но все-таки кое-что заработаю. И, наконец, статьи. О, ты не беспокойся, Лена.
— О, я уверена, что ты, Коля, можешь много заработать, я не сомневаюсь в этом, но мне было бы тяжело видеть тебя за работой, которая отнимет время от твоих серьезных занятий. Мне все будет казаться, что я виновата…
— Ты-то чем виновата?
— Да тем, что люблю тебя! — улыбнулась счастливой улыбкой Леночка. — Нет, без шуток, тебе и так пришлось вот взять на себя какие-то вырезки ради денег… Разве это твоя работа?! Нет, нет, голубчик Коля, тебе надо думать о твоих серьезных работах, заниматься, читать и как можно меньше заботиться о грошах, чтобы не утомляться бесплодно. Если ты будешь доставать сто рублей — ведь это не трудно? — то этих денег на первое время нам за глаза, вместе с теми, которые я получаю из дому и получу за уроки. Ты не хочешь, чтобы я получала от отца?.. Если ты не хочешь, я откажусь, Коля, но отчего ж мне не брать от отца?.. Он… он все же отец и, право, Коля, добрый, очень добрый… Или тебе кажется…
Леночка сконфузилась и остановилась, вопросительно взглядывая на Николая.
— Нет, Леночка, ничего мне не кажется… Я так сказал… быть может, твоего отца стесняет эта помощь!.. А если не стесняет, это твое дело, и я, конечно, ничего не имею против того, будешь ли ты получать твои двадцать пять рублей, или не будешь… Но к чему уроки? Из-за тридцати пяти рублей шагать на Васильевский остров, и еще каждый день!..
— Так что ж?.. Мне это даже полезно… моцион! А с лекциями я справлюсь: буду часом или двумя раньше вставать…
— И все это для того, чтобы облегчить меня?.. Ах ты, Леночка! — проговорил, улыбаясь, Николай, целуя ее раскрасневшиеся щеки. — Ну, допустим даже, что моцион этот тебе полезен, — хотя я этого и не нахожу, — допустим. Как же это мы ухитримся прожить на сто шестьдесят рублей в Петербурге, где все так дорого?.. Ты не забудь, что твой муж не похож на блаженного Васю, который дал себе обет отшельничества, и не привык к первобытной жизни, которую ведет твой поклонник Григорий Николаевич.
— Коля! Зачем ты над ним смеешься? — тихо упрекнула Леночка.