Два брата
Шрифт:
Царь понял действия англичан как прямую угрозу. 7 июля он послал адмиралу Норрису письмо и потребовал объявить письменно, с какими намерениями явился Норрис так неожиданно, без предварительного соглашения и даже без уведомления.
Боевой задор почтенного адмирала падал по мере сближения двух флотов. На запрос царя Норрис ответил кисло-сладким письмом. Он заявил, что прибыл только для оказания покровительства английскому купечеству (которого и без того никто не трогал) и для утверждения согласия между союзниками. Норрис удивлялся, что царю это неизвестно. Он выражал лицемерную надежду, что
В следующем письме к царю Петру Норрис приоткрыл свои карты: он признал, что явился с флотом в Балтику не только для защиты английских подданных, но и для посредничества между Россией и Швецией, и, чтобы «пособить и подкрепить такое посредничество», Норрис, явно превышая свои полномочия, предлагал русским прекратить враждебные действия против шведов.
Но настояния английского адмирала не оказали ни малейшего воздействия на твердую политику Петра: русский царь продолжал действовать так, как будто ни одного английского судна не было у русских берегов. Царя не могли обмануть лживые изъявления дружбы.
21 августа Петр прислал на Аланды приказ своим уполномоченным:
«Повелеваем вам быть на том конгрессе еще одну неделю для ожидания из Швеции прибытия назначенных от королевского величества министров. Но ежели шведские министры станут предлагать о мире с нами прежние свои кондиции, то вам тот конгресс разорвать и ехать с Аланда к нашему двору…»
Шведы на уступки не пошли: к этому побуждала их Англия. Русская делегация выехала с Аландов.
Так закончился Аландский конгресс, длившийся около полутора лет.
Осенью русские войска покинули шведские берега. Кирилл Воскресенский за боевые подвиги был произведен в капитаны второго ранга и получил в командование фрегат. Адмиральский чин стал казаться Кириллу близким, достижимым.
Глава XXI. Торжество русского умельца
Испытания порохов происходили в безветренный серенький зимний день. Посреди огромного плаца [191] одиноко торчала высокая мачта, расчерченная делениями, а возле нее была вертикально установлена медная мортирка. Около царя Петра стояли Меншиков, генерал-фельдцехмейстер Брюс, генерал-адмирал Апраксин и многие другие сановные зрители. Испытаниям этим царь придавал большое значение.
191
Плац – площадь для учения войск и для парадов.
Поодаль толпился простой народ.
Чтобы простонародье не теснило знатную публику, плац был оцеплен солдатами того батальона, где служил Илья Марков.
Накануне Илья побывал у брата и знал, что Егору предстоит доказать превосходство русского умельца над иноземным мастером. Илья пренебрежительно отзывался о работе Егора над тростями, табакерками и прочими безделушками, но к его изысканиям по пороховому делу относился с уважением, понимая их большое значение.
Илья нетерпеливо ждал начала испытаний.
Егор Марков очень волновался. Но еще более был взволнован Елпидифор Кондратьич, которого буквально трясла дрожь. Ракитин уговаривал обоих:
– Егорша! Елпидифор Кондратьич! Ну что вы так растерялись? Чисто маленькие! Знаю я, что наши пороха верх возьмут!
– Это еще как сказать, – возразил Бушуев, – Немец – он тоже хитер…
– Немец хитер, а русский умен, – отрезал Иван Семеныч. – А хитрости супротив ума николи не выстоять!..
С другой стороны мачты сгруппировались иностранцы: Питер Шмит, его жена и несколько голландских купцов. Шмит бросал на русских враждебные взгляды и тихонько переговаривался с земляками.
Секретарь Петра, Алексей Васильевич Макаров, держал записную книжку и свинцовый карандаш: он должен был записывать результаты испытаний.
Пробные порции пороха были упакованы в маленькие мешочки. Надписи указывали сорт пороха, его количество и время изготовления. Мешочки были запломбированы правительственными комиссарами, приставленными три месяца назад к Маркову и Шмиту.
– Начинайте! – приказал Петр.
Первая очередь по жребию досталась Шмиту. Бросая гордые взгляды на соперника, пороховой мастер заложил первую порцию.
– Порох мелкий, ручной, [192] – объявил Шмит.
Раздался выстрел. Царь не спускал глаз с мачты.
– Восемьдесят пять футов. Запиши, Васильич! – приказал он Макарову.
Мушкетный порох поднял конус на семьдесят восемь футов, а пушечный – на семьдесят три.
Испытание проб, пролежавших два и три месяца, дали сравнительно мало отличающиеся друг от друга результаты. Петр был доволен.
– Изрядно! Изрядно! – повторял он, потирая руки.
192
Сорта пороха были такие: а) ручной порох (шел на засыпку запалов и для ручного огнестрельного оружия – пистолетов); б) мушкетный; в) пушечный; г) винтовочный (для охотничьего оружия). Сорта различались только величиной зерен.
Шмит сиял и бросал в сторону русских мастеров гордые взгляды. Он был совершенно уверен в победе.
Пришла очередь Маркова.
Егор дрожащими руками заложил пробу.
– Порох мелкий, ручной! – срывающимся голосом выкрикнул он.
Царь и вся его свита ждали первого марковского выстрела с большим нетерпением.
Выстрел прогремел. Конус взвился. Какая-то доля секунды, и он оказался значительно выше верхушки мачты.
Эффект был неописуемый. В толпе громко ахнули. Царь сорвал с себя треуголку и торжественно махнул ею в воздухе.
– Ха-ха-ха! – грянул он. – Мачту к черту!
Слова царя произвели неожиданное действие. Из-за спин вельмож выскочил сторож при плаце, здоровенный краснолицый мужик в плотничьем переднике, с топором в руке. Подскочив к мачте, он нанес ей страшный удар под самое основание.
Петр оторопел.
– Стой, стой! – закричал он. – Что творишь?!
Сторож в азарте продолжал рубить мачту. Еле-еле его оттащили.
Петр вволю посмеялся, затем сказал:
– А ну, Егор, валяй – выпаливай следующую!