Два часа в благородном семействе, или о чем скрипела дверь
Шрифт:
ДРУГЪ ДОМА. Не волнуйтесь же, дорогая, не волнуйтесь!
БАБУШКА. Удивительно, какъ нын все вжливо, благородно. Ужъ истинно, Лиличка, ты ангелъ. Доведись мн, да я бы такую мерзавку… А ты — и со двора гонишь, а все на вы.
МАТЬ. Ахъ, мама! Разв он цнятъ?
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
НАДЯ. При всемъ вашемъ ко мн нерасположеніи, барыня, но только — я не своею волею. Вотъ, видитъ
МАТЬ. Намъ все равно, чья тамъ у васъ была воля.
НАДЯ. Конечно, барыня, я должна была себя соблюдать. Но извольте взять въ расчетъ: мое дло двичье, робкое.
МАТЬ. Милая, избавьте насъ отъ грязи.
НАДЯ. Ежели они приказываютъ и даже, можетъ быть, грозятъ, что я могу противъ нихъ? Зависимый человкъ, какъ есть, беззащитная…
МАТЬ. Довольно.
ДРУГЪ ДОМА. Перестаньте же. Уходите. Какъ вамъ не стыдно? Вы волнуете барыню.
НАДЯ. Извините. Нтъ, что же? Я ничего.
БАБУШКА. У, безстыжая!..
ДРУГЪ ДОМА. Нельзя такъ. Надо совсть имть, надо людей жалть. У барыни нервы, барыня волнуется.
НАДЯ. Слушаю-съ. Я не буду-съ. До свиданья-съ. Очень сожалю-съ. (Уходитъ.)
МАТЬ. А? Какова?
БАБУШКА. Такъ вотъ все на ладони и выложила.
МАТЬ. Хоть бы чуточку заперлась, хоть бы крошка стыда въ глазахъ!
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
БАБУШКА. Ты ей слово, а она теб десять.
МАТЬ. Гд же Поль? Защитникъ угнетенной невинности? Пусть полюбуется, за кого онъ заступался.
ДРУГЪ ДОМА (слдуетъ за нею). Только не волнуйтесь!
МАТЬ. О, другъ мой! Какое время мы переживаемъ? Какіе люди? Какіе нравы? Куда мы идемъ? Я васъ спрашиваю, куда мы идемъ?
ДРУГЪ ДОМА. Ради Бога, не волнуйтесь. Вы знаете, какъ я волнуюсь, когда вы волнуетесь.
МАТЬ. Дайте мн руку. Я совсмъ ослабла. (Уходятъ.)
ДДУШКА. Изабелла ослабла! Хо-хо-хо-хо!
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Вы, папаша, всегда съ глупостями! (Уходитъ.)
ДДУШКА. Бя-ао-а-а!.. Хо-хо-хо-хо!
БАБУШКА. Чему ты, генералъ?
ДДУШКА. На всякій случай.
СЫНОКЪ (входитъ). Бабушка, за что мама уволила Надю?
БАБУШКА. Ежели уволила, стало быть, было за что.
СЫНОКЪ. Было! Было! Много вы знаете! Никакого пониманія! Ни малйшаго такта! Ну, что я теперь буду длать? Погибшій, несчастный человкъ.
БАБУШКА. Ты это — о себ?
СЫНОКЪ. Разумется, о себ, а не о корейскомъ император.
БАБУШКА. Генералъ, ты слышишь?
ДДУШКА. Слышу.
БАБУШКА. Понимаешь?
ДДУШКА. Ничего не понимаю.
СЫНОКЪ. Да, и я не понимаю, какъ маменька, съ ея изящнымъ умомъ, могла такъ грубо распорядиться.
БАБУШКА. Ты еще младъ, юношъ. Ничего теб мшаться въ эти дла.
СЫНОКЪ. Какъ — нечего? Меня осрамили, меня погубили и мн же — нечего? Ахъ-ахъ-ахъ!
БАБУШКА. Генералъ, ты слышишь?
ДДУШКА. Слышу.
БАБУШКА. Понимаешь?
ДДУШКА. Ничего не понимаю.
СЫНОКЪ. Что же мама воображаетъ, что Надя будетъ молчать? Не безпокойтесь, зазвонитъ языкомъ, какъ въ колоколъ…
БАБУШКА. Ахъ, батюшка, да пускай себ… эка важное дло! сколько угодно!
СЫНОКЪ. Покорнйше васъ благодарю! Вы хотите, чтобы товарищи перестали подавать мн руку!
БАБУШКА. Руку?
СЫНОКЪ. Какъ же иначе поступить съ подлецомъ, который увлекъ бдную двушку, а потомъ допустилъ, чтобы ее вышвырнули на улицу, точно изношенную тряпку?
БАБУШКА. Генералъ, ты слышишь?
ДДУШКА. Слышу.
БАБУШКА. Понимаешь?
ДДУШКА. Понимаю! Хо-хо-хо-хо!
БАБУШКА. Ахъ, ты щенокъ, щенокъ! Хи-хи-хи-хи-хи!
СЫНОКЪ. Мн — смерть, а они хохочутъ!
БАБУШКА. Успокойся, батюшка. Совсмъ не не за тебя гонятъ твою Надьку. Лили уволила ее за то, что она свела шашни съ лакеемъ едоромъ…
СЫНОКЪ. Надя? Шашни? Съ едоромъ?
ДДУШКА. А ты влюбленъ былъ? Вотъ теб соперникъ.
БАБУШКА. Сама я въ прошлую ночь застала, какъ онъ крался къ ней, негодной.
СЫНОКЪ. Въ эту ночь?
БАБУШКА. Ну, да.
СЫНОКЪ. едоръ къ Над?
БАБУШКА. Ну, да.
СЫНОКЪ. Бабушка! Вы врете.
ДДУШКА. Хо-хо-хо-хо!
БАБУШКА. Ахъ ты, молокососъ! Смешь грубить бабушк?
ДДУШКА. Хо-хо-хо-хо!
БАБУШКА. Чему, генералъ?