Два дня «Вериты» (Художник В. Чурсин)
Шрифт:
— Говорите тише, нас могут подслушивать, — предупредила Анита. — И потом, Розелли умен и хитер, он потребует гарантий. Может быть, возьмет меня заложницей. Но Джо все равно прав, нам ничего не остается…
Сквозь щели дверей мелькнул свет, слабые лучики потянулись в сумрак сарая. Кто-то возился с замком. Звякнул о землю засов, половинка дубовых дверей отворилась, запищав проржавевшими петлями. Поломанный, без стекла, керосиновый фонарь осветил унылое помещение. Здоровенный верзила, ни слова
— Здесь кто-то есть! — прошептала Анита.
Действительно, в глубине сарая у стены сидел человек в порванном коричневом пиджаке, но в белой рубашке и при галстуке. Коротко стриженные седые волосы и серая щетина на щеках подчеркивали смуглость худого лица. В ответ на обращенные к нему взгляды человек поклонился невозмутимо и вежливо, словно на бульваре случайным знакомым.
— Черт побери! — хлопнул себя по колену Слейн. — Будь я проклят, если это не инспектор Фернандес! Ну, теперь я уж и не знаю, кого еще не хватает в нашей компании! Инспектор, вы мне снитесь или…
— Вы как будто журналист? Простите, не помню имени…
— Слейн, Джозеф Слейн. Брал у вас интервью по делу о… Но как вы, один из лучших детективов столицы, оказались в этом сарае?!
— Вероятно, по той же причине, что и вы. — Живые карие глаза остановились на Багрове. — Ваши импульсы, сеньор Багров, смешали все и всех.
— Вы выслеживали меня? — устало спросил Багров.
— Нет. Я ведь из криминальной полиции, моя сфера действия — уголовники. Нас информировали о вашем деле, на всякий случай, но никак не ожидал… На фотографии вы моложе. Однако опознать можно.
— И вас упрятал сюда Розелли? Ну и дела! — Слейн захохотал.
— Вы видели полицейских на службе у Розелли? Вот вам и весь рассказ, пожалуй. Я и еще четверо выехали из столицы, чтобы перехватить транзитную партию контрабанды на пути к морю. Но случилось ЭТО… И мне пришлось сделать неприятное открытие, что половина моих людей — не мои люди… Словом, после небольшой перестрелки меня вручили Голдену.
— Так вы и раньше знали, кто такой Розелли?
— Вы, кажется, только что сказали, что считаете меня толковым инспектором…
— И вы даже не попытались…
— Послушайте, сеньор Слейн! Если знаешь, что не в силах сковырнуть гору, так и нечего хвататься за лопату.
— Что же от вас хотят?
— Да ведь Голден не только гангстер, но еще и делец, и право не знаю, чего больше в его характере. Наверное, прикидывает, как лучше меня использовать, то есть с наибольшей выгодой. Пытается выведать кое-какие секреты криминальной полиции. Но время импульсов миновало… И слава богу.
— Вы считаете, что «Верита»…
— Что можно считать или не считать, сидя в темном сарае? Те два дня, пока свирепствовали импульсы, я провел в обществе четырех дураков, а подробности мы узнали от беглого прохвоста, который целых два дня был честным тогда. Скажу, что обнаженная догола правда имеет свои минусы. Но это никакое не открытие, а старая аксиома. Что двое моих сподвижников объявили себя предателями — хорошо. Что я сижу здесь — очень плохо. Если же судить в более широком смысле… Правда, сеньоры, как вода: без нее жить невозможно, но когда ее слишком много, то этот потоп губит и грешных и праведных…
За стеной шаги. Шоколадная мордочка Веласко просунулась в дверь и повертела хищным носом.
— Хозяин приглашает сеньора журналиста.
Слейн неохотно поднялся и, оглянувшись на Багрова, вышел.
Хозяин асьенды встретил дружелюбно.
— Хэлло, сэр! Простите за беспокойство, но хотелось перед сном просто так поболтать с умным собеседником. — Слейн учтиво поклонился. — Здесь такая скука. Хотите выпить?
Слейн уселся на свободный стул, закинул ногу на ногу и охотно взял налитую рюмку.
— Мы ведь в некотором роде коллеги, мистер… Слейн.
— Вы думаете, что я тоже бандит?
Розелли засмеялся.
— Нет. Но вы, во-первых, американец, следовательно, деловой человек. Во-вторых, я тоже был когда-то журналистом. И не более удачливым, чем вы. Вам никогда не приходилось слышать о журнале «Радуга жизни»? Ну конечно нет! Он выходил недолго, хотя и достиг потом, в самом конце, весьма приличного тиража. Я организовал его в захудалом, удивительно грязном городишке, тихом, как сельское кладбище.
Провинциальная скука прямо-таки мучила тамошних обывателей, а серый журнальчик, выпускаемый мною, делал эту скуку совершенно невыносимой. Обыватель жаждал потрясающего чтива, сенсаций, а в их городишке взять было неоткуда. Если случайный бродяга похищал паршивую курицу, об этом говорили целую неделю. Репортаж о церковной проповеди и рождественском ужине у мэра мало кого привлекал — и так все было известно. Словом, журнал погибал. Не хочу хвалиться, коллега, но именно я поднял тираж до фантастических размеров!
— Объявили конкурс на первейшего в городе алкоголика?
— О нет, я сделал оригинальнее. Началось с того, что дал во всех подробностях репортаж об ограблении самого влиятельного ростовщика.
— Ограбления, которого не было? Ведь даже похищение курицы, как вы сказали…
— Я честный человек, и ограбление было. Разумеется, пришлось вложить в это дело кое-какой капитал: я выписал профессиональных налетчиков из Техаса.
— О, эта блестящая акция вызвала, наверное, взрыв благодарности к вам со стороны горожан?