Два года из жизни Андрея Ромашова
Шрифт:
– Наташа!
– послышался из окна голос матери, Веры Константиновны.
– Сейчас, мама. Андрюша, ты проводишь нас? И обещай, что без меня в Москву не поедешь. Я тоже хочу там учиться.
– Обязательно!
– с жаром воскликнул Андрей.
– Я тебя очень буду ждать. Вот завтра запишусь добровольцем в 1-й Симбирский полк, разобьем беляков, а там вы приедете - и опять вместе будем.
– Я тебя тоже ждать буду, - тихо сказала девушка и добавила уже совсем шепотом: - Только тебя...
...И вот сегодня, вспомнив по пути все это, Андрей радостно улыбнулся и прибавил
Кивнув знакомому красноармейцу-часовому у входа, он быстро взлетел по лестнице, проскочил пустую приемную и приоткрыл тяжелую дверь. Лесова в кабинете не было... Андрей устало опустился на стул. Может, Широков неправильно понял его вчера? А что, если все не так?
В комнату заглянул оперуполномоченный Никита Золотухин.
– Ты что как на похоронах своих сидишь?
– заметил он.
– Не выспался? Или натворил чего и исповедоваться к начальству пришел?
– А ты уж больно веселый, как я погляжу, - сердито буркнул Андрей. Радоваться-то чему? Беляки на носу...
Вид у Золотухина был действительно бодрый: кожаная фуражка на затылке, старая, потрескавшаяся, пожелтевшая кожанка распахнута, а под ней - сине-белые полосы матросской тельняшки. Сверкает ярко начищенная бляха на матросском поясе, и болтается на длинных ремешках чуть ли не до колена наган в черной кобуре. И вся крепко сбитая невысокая фигура, смуглое, скуластое лицо оперуполномоченного выражают непреодолимую энергию, а от узких черных глаз остались, казалось, одни щелочки.
– Чего унывать-то? Я вон сегодня ночью одну такую операцию провел куда там! А беляков погоним, не бойся.
Бывший матрос-балтиец за эти два месяца стал буквально кумиром Андрея. Золотухин ведь быстрее и лучше всех раскрывает самые запутанные дела. Бандиты боятся одного его имени. Андрей мечтал вместе с Никитой участвовать в его рискованных операциях. "Освойся да подрасти и подучись", - отвечал на его просьбы Лесов.
В приемную быстро вошел высокий худой человек с папиросой под пожелтевшими от частого курения пышными усами - наконец-то товарищ Лесов. Председатель губчека что-то говорил, размахивая правой рукой, как рубил, своему заместителю Крайнову - плотному, коренастому, немолодому рабочему заволжского завода.
– А-а, Ромашов, заходи. Что скажешь?
Андрей покосился нерешительно на зашедших вместе с ним в кабинет Крайнова и Золотухина, но, увидев ободряющий кивок Лесова, быстро вытащил из кармана пачку сторублевых кредиток и осторожно положил на стол:
– Во-от... Здесь точно пять тысяч, я считал.
– Знаю, знаю, мне Широков сказал. Ну-ка, сынок, давай подробнее. Садитесь, вы тоже нужны, - сказал Лесов сотрудникам.
Он внимательно выслушал рассказ Андрея и, задав еще несколько вопросов, коротко заключил:
– Ну что ж, получилось у тебя в основном как надо - если, конечно, учесть, что чекист ты начинающий. В общем, будет время - тебе Золотухин объяснит, что и как в таких положениях следует делать.
– Затем, обратившись к товарищам, председатель губчека добавил: - Привыкли получать за деньги все и думают, что купили парнишку. Поняли, в чем дело?..
Крайнов и Золотухин молча кивнули.
– Значит, вот тебе, Ромашов, пятнадцать бланков.
– Вынув их из стола и отсчитав нужное количество, Лесов стал ставить на них печать.
– Отнесешь и положишь, куда условились.
– Но как же, Григорий Ефимович?..
– недоуменно начал Андрей.
– Так надо, ясно?
– прервал Лесов.
– А потом вернешься сюда и пойдешь на операцию вместе с Золотухиным.
– Ясно, товарищ председатель!
– вытянулся, расплывшись в улыбке, Андрей и, схватив пачку бланков, вылетел из кабинета.
– Заверни их. И аккуратно там, незаметно!
– крикнул ему вдогонку Лесов.
– А ты, Борис Васильевич, - обратился он к Крайнову, - сейчас же поезжай к начальнику тюрьмы, скажешь, что мои белые бланки отменяются, а вместо них вводятся розовые. Тут, на наше счастье, у типографии как раз белой бумаги не было, так они мне часть бланков на розовой отшлепали. А если кто явится якобы от меня с приказом на белом бланке об освобождении заключенных, пусть потянет минут двадцать - полчаса, подготовит свою охрану, тех задержит и мне сообщит. Потом сразу катай сюда - надо готовиться к эвакуации.
Крайнов молча встал и вышел из кабинета.
– Никита, - повернулся Лесов к Золотухину, - тебе предстоит еще одно дельце - возможно, со стрельбой. Приготовь взвод охраны, и пулемет захватите... Эх, если бы нам не отходить... Они же, ясно как день, тех эсеровских деятелей спасти хотят.
* * *
В Колючем садике не было ни души. Обыватели, напуганные гулом усилившейся артиллерийской канонады, боялись высунуть нос из наглухо закрытых калиток и ворот. Еще раз оглядевшись, Андрей осторожно прошел по пустынной аллейке к заколоченной досками зеленой будке. Где же эта чертова липа? Ага, вон болтается какая-то тесемка. Он пролез через кусты. Фф-у! Вот и дупло. Сунув туда сверток, он снова оглянулся и с независимым видом зашагал к выходу.
Ну и жарища! Зато как быстро все получилось! Еще есть время - может, забежать на минутку к Наташе? Ноги сами собой повернули на Мало-Казанскую. Сердце Андрея тревожно забилось. Неужели уехали? Но на стук раздались шаги, дверь осторожно приоткрыла Вера Константиновна.
– Здравствуйте. А я было подумал, вы раньше времени уехали, - все закрыто.
– Нет, мы сегодня часов в десять-одиннадцать вечера уезжаем. Заходи, Андрюша. Ты нас проводишь? Петр Андреевич не сумеет.
– Конечно, обязательно. А где Наташа?
– Пошла к твоей матери, на фабрику, хочет уговорить ее поехать с нами. Нельзя Евдокии Борисовне здесь оставаться.
– Нельзя. Но боюсь, не поедет она.
– Да ведь каппелевцы убьют ее!
– Вот и я ей говорил. Не знаю уж, что и будет... Ну, я побежал, привет Наташе. Вечером обязательно приду.
Издалека грозно, как приближающиеся раскаты грома, доносились артиллерийские залпы. "Беляки совсем близко", - подумал Андрей, направляясь обратно на Московскую. Что же это будет с матерью? С братьями, сестрами, отцом?.. Перед его мысленным взором замелькали картины их жизни.