Два года на северной земле
Шрифт:
На другой день снова белухи, на этот раз несколько стад одно за другим. Идут они, как и ранее, вдоль берегов на юг, очевидно к Таймырскому побережью. После долгой сумасшедшей стрельбы удалось добыть 6 штук, из них 2 крупных самца, 2 самки и 2 взрослых прошлогодних детеныша. Белухи, как и медведи, приносят потомство раз в два года.
Погода установилась штилевая, морозы доходят уже до — 10° и больше. Море в проливе мерзнет, а лагуна около нас застыла уже настолько основательно, что по льду безопасно можно ходить и бегать. Поджатый последними южными ветрами лед около берега смерзся и образовал припай километра в три шириною, за которым видно открытое морс.
Все усиленно заняты разделкой мяса белух, которых лежит на берегу штук десять. Сначала вдоль спины и по бокам от головы до хвоста делаются глубокие разрезы, а затем ото ним снимается шкура вместе с салом. Поверх собственно кожи расположен
На разбросанных по берегу внутренностях пируют ледяные чайки, которых отовсюду собралось множество. Остальных птиц не видно. Должно быть уже улетели. Розовых чаек нынешний год не наблюдали ни разу, повидимому, они здесь на Северной Земле не гнездуют, а бывают только пролетом, да и то не ежегодно.
Закончив однажды магнитные наблюдения в будке, я отворил, как обычно, дверь и смело вышел, чтобы итти домой обедать, но к своему величайшему изумлению столкнулся нос с носом с медведем. Последний подошел сюда, привлеченный шумом чаек и запахом белушьего сала, лежавшего метрах в пяти от домика на берегу. Услышав шум в домике, он подошел к двери и, повидимому, прислушивался уже давно. Собак не было ни одной, все они, наевшись, спали кто где. Заскочить в домик и захлопнуть за собой дверь было для меня делом одной секунды. Никакого оружия, даже перочинного ножа с собою не было, как и полагается магнитологу. Схватив горящий примус, я ждал, не будет ли зверь ломиться в дверь. Такая фантазия ему вполне может взбрести в голову. Тогда я решил сунуть ему в нос горящий примус, а сам, пользуясь замешательством, удрать за винтовкой домой. Однако все было тихо. Осторожно выглянув, увидел, что медведь отошел немного в сторону и, отвернувшись, что-то внимательно рассматривал. Мгновенно выскользнув за дверь, забежал за домик и под его прикрытием помчался стрелой в сени. Здесь всегда висели заряженные винтовки. Схватив одну из них, вернулся обратно, подкрался снова из-за стены и с одной пули уложил наповал своего гостя, который так и не заметил, как я выскочил из домика и как вернулся обратит. С тех пор, выходя после магнитных наблюдений, я не шагал уже так беспечно, как раньше, а прежде отворял дверь, внимательно осматривался и уже потом шел куда было нужно.
На другой день снова медведи, на этот раз даже с представлением. Утром вышедший на улицу В. Ходов сообщил, что к дому по льду идет мишка. Выйдя, все увидели, что действительно с востока от Среднего острова приближается очень крупный зверь, повидимому взрослый самец. Шел он, вероятно, привлеченный запахом сала и белушьих внутренностей, разбросанных во множестве повсюду. Но были и другие запахи, странные и незнакомые, так как медведь приближался очень осторожно, часто останавливался, внимательно принюхивался, вытянув шею и сморщив нос трубочкой. Мы сидели на пороге у дома не шевелясь и наблюдали в бинокли, что будет дальше. Легкий ветер потянул с запада, в печке горело недавно подброшенное белушье сало, вкусный аромат которого понесло прямо на гостя. Это было весьма соблазнительно, хотя многое все же казалось подозрительным и требовало осторожности. Видно все-таки аппетит превысил страх, да и на свою силу можно было положиться, поэтому после некоторого колебания медведь решительно двинулся вперед. Лед пошел непрочный, из отдельных небольших льдин, еще недостаточно сцементированных морозом. Зверь часто проваливался, местами окунался с головой, но это его мало смущало. В одном месте, перебираясь осторожно со льдины на льдину, мишка неловко ступил на край одной из них. Она перевернулась, а с ней и медведь, мелькнув в воздухе всеми четырьмя пятками. Вблизи берега пошла сплошная каша из снега и мелко-битого льда, где итти было совершенно невозможно, как ни аккуратно шел наш гость. Здесь в мятике он выбрал другую тактику. Зверь начал плыть подо льдом, появляясь на минуту, чтобы только перевести дух. В бинокль было прекрасно видно, что, ныряя, он как заправский пловец делал пируэт, погружаясь вниз головой, взбрыкивая на мгновенье задними лапами и мелькнув толстым задом с маленьким куцым хвостиком. После каждого нырка зверь проплывал под льдом метров двадцать-тридцать, выныривал, отфыркиваясь и встряхивая лобастой головой, чтобы повторить операцию снова. Метрах в ста пятидесяти от дома лед опять стал прочнее, медведь вылез на него, отряхнулся, как собака, и решительно направился дальше, но тут Журавлев не выдержал, начал стрелять и второпях промазал. Зверь моментально кинулся наутек вдоль берега и через несколько секунд скрылся за мысом нашего острова. Когда мы забежали на верх его, медведь уже мелькал между торосами более чем в километре. Преследовать его, конечно, было совершенно бесполезно.
Часа через два, гуляя по острову, Ушаков столкнулся снова с медведем. Этот шел прямо к дому, не обращая ни на что внимания. После выстрела скатился под откос к морю, успел переплыть прибрежную ледяную кашу, но свалился от второй пули, как только стал выбираться на крепкий лед. Помощью талей и промысловой лодки тушу кое-как вытащили и тут же на берегу разделали. Оказался крупный, но очень старый самец, почти без зубов, с обломанными всеми четырьмя клыками, страшно худой. В желудке пустота, хотя по острову разбросано несколько штук убитых нерп. Очевидно медведь их не мог найти из-за плохого чутья и зрения. Мы посмеялись над Ушаковым. Медведь шел к нему, как к начальнику острова, с просьбой принять за старостью лет на иждивение, а он его принял так нелюбезно.
Снова медведь. На этот раз мой. Направившись к будке для машинных наблюдений, я заметил около нее четвероногого белого гостя. Он сидел задом к будке и спокойно уплетал белушье сало, лежавшее тут же в куче. Вернувшись тихонько за винтовкой, я осторожно подкрался сзади и тут же уложил ничего не подозревавшую животину. Зверь оказался крупным и жирным самцом. Осмотр следов показал, что он приплыл от Среднего острова, вылез на берег около мыса и прошел мимо окон дома сзади его прямо к будке.
Весьма возможно, что это тот самый гость, который демонстрировал третьего дня искусство медвежьего плаванья и нырянья.
Октябрь начался ясной теплой погодой. Свежим северо-восточным ветром весь лед снова унесло, и около нас опять чистое до горизонта море. Удивительно теплая нынешний год осень. Сейчас нам к Серпу и Молоту ни за что не попасть, не в пример прошлому году.
Решил отеплить еще больше магнитный домик, чтобы зимою в нем можно было заниматься. Дело в том, что мне необходимо к весне, к началу маршрутов, вычислить все астрономические пункты, а их уже насчитывается 12, далее вычислить и вычертить географическую сетку и на нее нанести все, что нами уже заснято. Далее нужно привести в порядок геологические материалы, уложить коллекции в ящик, предварительно заэтикетировав, и переписать дневники. Работы довольно много, причем вычислительные операции требуют большого внимания. Каждый пункт имеет не менее 4 наблюдений, состоящих из 8 наведений на светило, которые вычисляются отдельно, и только потом подводится итог и подсчитывается среднее. По каждому наведению нужно произвести до 15 вычислений, из них одних семизначных логарифмов требуется взять шесть.
Таким образом придется проделать около 6 тысяч различных вычислительных операций. Этого рода работа потребует полной тишины и спокойствия, которых у нас в доме иметь совершенно невозможно. Хотя Журавлев стал и дисциплинированней, но все же надеяться, что, живя с ним вместе, можно вести столь ответственную работу, совершенно невозможно. Стало быть, единственный выход — превратить машинный домик в рабочий кабинет и заниматься там в темную пору. Здесь-то уж конечно будет полная тишина и покой. Разве только медведь изредка нарушит мое уединение.
В начале октября я и принялся за строительную работу. Снаружи домик обшил толем, прижав его рейками. Внутри настелил пол из шпунтовых досок, обшил стены и потолок вагонкой с прокладкой внутри толя и бумаги. Все это сделано на деревянных гвоздях «нагелях», так как медные все вышли, а железные не годились, ибо в противном случае домик не мог бы более служить для магнитных наблюдений.
Затем соорудил полки, большой стол для работы и пристроил к входу сенцы, чтобы меньше заносило снегом.
Для отопления сделал маленькую железную печурку с регулировкой поддувала и тяги в трубе дроссельным клапаном так, чтобы можно было дать самое слабое горение. Печка представляла единственный железный предмет и на время наблюдений с магнитными приборами, конечно, уносилась подальше от дома.
Для тепла стены еще были обложены снегом, почти до крыши. В конце октября работа оказалась оконченной. Испытания показали, что в помещении очень тепло, причем на топку расходуется в сутки не более одного полена, разрезанного и расколотого на мелкие чурки. Для вентиляции пришлось в крыше сделать небольшое отверстие с ветрогоном, подающим внутрь свежий воздух, иначе часа через два горения лампа начинала меркнуть и чадить из-за недостатка кислорода.