Два лика января

Хайсмит Патриция

— Не думаю, что сегодня у меня легкая рука. В другой раз, — ответил Райдел и вышел.

Он сразу повернул направо и зашагал в сторону площади Конституции и «Американ экспресс». Сегодня среда, и наверняка его ожидало письмо. Кинер получал примерно два письма в неделю. Ни в понедельник, ни во вторник он за почтой не ходил. Райдел решил зайти за корреспонденцией после полудня. Он купил вчерашнюю лондонскую «Дейли экспресс», утреннюю афинскую газету и приветливо помахал Нико, который переминался с ноги на ногу, шаркая теннисными туфлями, возле дорожного агентства «Американ экспресс». Увешанный губками Нико казался облаченным в бежевую шубу.

— Лотерея! — крикнул Нико и помахал пачкой билетов.

Райдел покачал головой.

— В другой раз, — ответил он громко по-гречески и улыбнулся. — Очевидно, сегодня День лотереи.

Райдел вошел в кафе

«Бразилия» и поднялся по лестнице на второй этаж, где размещался бар. Здесь можно было позавтракать, заказав капучино с пончиком. Газетные новости не содержали ничего интересного: небольшое железнодорожное крушение в Италии да бракоразводный процесс М. П. Райдел предпочитал криминальную хронику, истории об убийствах, особенно в Англии. После кофе он выкурил три «папистратос», и, когда поднялся из-за столика, на его часах было начало одиннадцатого. В оставшееся до полудня время Райдел собирался побродить по Национальному археологическому музею, зайти в галантерейную лавку на улице Стадиу, чтобы выбрать подарок для Пэна, к которому был приглашен в субботу на день рождения, затем в полдень пообедать в ресторане гостиницы и остаток дня поработать над стихами. Пэн предлагал вечером сходить в кино, однако не сказал, в котором часу, и Райдел не принял это предложение всерьез.

Небо заволокло. Судя по всему, собирался дождь. В афинской газете сообщалось об осадках. Райдел любил во время дождя уединяться в номере и сочинять стихи. Решив не дожидаться полудня и зайти за почтой сейчас, он свернул в переулок, который вывел его на улицу, пролегавшую параллельно площади Конституции. Здесь размещалось почтовое отделение «Американ экспресс».

Письмо оказалось от его сестры Марты из Вашингтона. «Очевидно, легкий разнос», — подумал Райдел. Однако письмо содержало извинения за «неоправданную резкость, которая допущена в ее предыдущем письме». Тогда, в начале декабря, умер их отец, и Кенни, брат Райдела, за два дня до похорон известил его телеграммой. Кинер мог вернуться домой, но не сделал этого. У отца случился обширный инфаркт, и он умер через четыре часа. Райдел почти сутки колебался и наконец телеграфировал Кенни в Кембридж, что потрясен известием и выражает ему и всем остальным свою любовь и соболезнование. Он ни словом не обмолвился о том, что не приедет, но это было очевидно и так. Кенни с тех пор ему не писал. Зато пришло письмо от Марты. Она укоряла Райдела: «Наша семья очень мала. Только ты, я да Кенни, не считая его жены и детей. Думаю, тебе следовало сделать все возможное, чтобы в то время быть с нами. В конце концов, это твой отец. Я не могу поверить, что совесть стала для тебя пустым звуком. Неужели ты собираешься и впредь носиться со своей обидой? Даже теперь, когда отца нет? Поверь, ты приобрел бы больше, если бы унял свое самолюбие, приехал и был с нами».Райдел помнил письмо почти наизусть, хотя и выбросил его, как только прочел. На этот раз сестра писала, что поняла, как нелегко ему забыть обиду, которую она «всегда считала достаточно основательной». «Но не отчаивайся, —писала Марта, — если не сможешь найти в себе силы простить. Когда-то ты говорил, что ненависть и обида бесплодны. Надеюсь, ты думаешь так же и сейчас, находя в этом некоторое утешение. Как бы то ни было, но мне приятно сознавать, что ты не в Риме, а в Афинах… Когда думаешь вернуться?»

Кинер сложил письмо и убрал в карман пальто. Выйдя из офиса «Американ экспресс», он опять свернул в переулок. Райдел не собирался надолго задерживаться в Афинах. Настанет день, когда он слетает на Крит, осмотрит Кносский дворец и Музей античности в Ираклионе, после чего вернется домой. Там уже можно будет подумать о работе в какой-нибудь юридической фирме в Нью-Йорке, как Райдел и собирался до отъезда в Европу. У него оставалось примерно восемьсот долларов и немного мелочи. Малая часть от тех десяти тысяч, на которые он жил последние два года. Деньги эти Райдел получил в наследство от бабушки, единственной в семье, кто поддержал его во время ссоры с отцом. Она умерла, когда Райделу было двадцать три. В тот год он служил в армии. Райдел недолго раздумывал, как распорядиться этими деньгами. Он решил уехать в Европу и оставаться там до тех пор, пока не кончатся деньги. Отец хотел, чтобы Райдел сразу же приступил к работе, и даже подыскал ему место младшего клерка в юридической фирме «Вилер, Хутон и Клайв» на Мэдисон-авеню — он был знаком с Вилером. Но Райделу не хотелось начинать карьеру

в фирме, хоть как-то связанной с отцом. «Ты сильно запоздал», — говорил ему отец, имея в виду главным образом то, что Райдел окончил юридическое отделение Йельского университета лишь в двадцать два, что было определенным отставанием от остальных Кинеров, необычайно одаренных и всегда опережавших своих сверстников в учебе. Сказалось то, что отец на два года упек его в исправительную школу. Райдел поступил в Йель, лишь когда ему исполнилось девятнадцать. В этом возрасте отец уже заканчивал Гарвард. В двадцать получил диплом Кенни. Также в двадцать окончила Рэдклиф Марта. Все защитили степень бакалавра. Все, кроме Райдела.

Очнувшись от воспоминаний, он обнаружил, что стоит перед стеклянной дверью кафе «Бразилия». Вспомнив, что уже был здесь, Райдел отправился дальше, высматривая Нико. Так и быть, он купит сегодня у него пару лотерейных билетов. Тот по-прежнему топтался, шаркая теннисными туфлями. Из-за костных мозолей на ногах эти туфли были единственной обувью, которую он мог носить. Райдел улыбнулся, глядя, как Нико подскочил к хорошо одетому господину, только что вышедшему из дорожного агентства «Американ экспресс».

— Что-нибудь желать, сэр? Лотерейный билеты? Губки?

И тут Райдел замер от неожиданности. Человек, к которому обратился Нико, был удивительно похож на его отца. Такие же голубые глаза, крупный нос и усы. Разве только более плотного телосложения и розовощекий. На вид ему лет сорок. Сходство было столь поразительным, что Райдела так и подмывало подойти и выяснить, не связаны ли они родством? Вполне возможно, его фамилия Кинер. У его семьи было несколько дальних родственников в Англии. Может, этот человек англичанин? Хотя, судя по одежде, это американец. Мужчина запрокинул голову и рассмеялся. Его смех был столь заразительным, что Райдел, не выдержав, улыбнулся. Рука Нико юркнула обратно под губки, и Райдел успел заметить на его ладони что-то ослепительно-белое, явно жемчуг. Розовощекий человек в темном пальто отказался от всего, что предлагал ему Нико, и купил лишь губку. Райдел следил за ним, стоя на углу возле газетного киоска. Мужчина расплатился с Нико, помахал на прощание рукой и, громко сказав: «Счастливо!» — продолжил путь.

Райдел глядел не отрываясь. Мужчина направился в его сторону. Он шел широкими шагами, точно как отец. Из кармана пальто торчала губка, в левой руке, судя по новенькой голубой обложке, был путеводитель. Мужчина скользнул по Райделу рассеянным взглядом и, проходя мимо, посмотрел снова, внимательно и испытующе. Райдел встретился с ним глазами. Теперь это уже не было игрой. Он не искал знака. Райдел был ошеломлен сходством этого человека с отцом. Мужчина отвернулся, и Кинер неспешно направился за ним. Пройдя немного, незнакомец обернулся, посмотрел на Райдела и зашагал быстрее. Переходя улицу Венизелос, он замедлил шаг перед приближающимся автомобилем, явно желая показать, что не спешит.

Гостиница «Гранд-Бретань» осталась позади, хотя Райдел полагал, что мужчина направляется именно туда. Кинер по-прежнему старался не потерять незнакомца из виду, однако интерес его мало-помалу угас. Что из того, даже если это один из его английских родственников? Мужчина вошел в гостиницу «Кингз-палас», вход в которую был с угла. В дверях он снова оглянулся. Райдел не был уверен, заметил ли тот его. Но этот последний брошенный назад тревожный взгляд усилил подозрение Райдела, что незнакомец чего-то опасается. Но чего?

Кинер вернулся назад и купил у Нико пару лотерейных билетов.

— Кто тот человек? — спросил Райдел.

— Какой? — Нико улыбнулся, обнажив металлическую коронку рядом со щербинкой.

— Американец, который только что купил губку.

— A-а… Не знаю. Первый раз видеть. Хороший малый. Дать сверху двадцать драхм.

Нико переступил с ноги на ногу. Губки на нем закачались. Большие грязновато-белые теннисные туфли — единственное, что было видно из-под свисающих губок, — поочередно медленно поднялись и опустились, как ноги беспокойного слона.

— Зачем спрашиваешь?

— Не знаю.

— Хорошая капуста, — рассмеялся Нико.

Райдел улыбнулся. Это он научил его слову «капуста» и еще многим другим словам и выражениям, обозначающим на жаргоне деньги, которые Нико страшно интересовали.

— Ну а бирюльки ты ему сплавить не смог?

— Плавить?

Нико знал слово «бирюльки», но не знал, что означает «сплавить».

— Не смог продать украшения?

— А-а-а! — Нико покачал едва различимой под губками рукой и неожиданно смутился. — Он считать, это дорого.