Два листка и почка
Шрифт:
Тогда она вновь спряталась и поползла к канавке, по дну которой тихо сбегала струйка воды. Напоив из пригоршни младенца, она нагнулась и напилась сама. Ее обступила глубокая тишина, лишь сердце ее трепетало — так билась голубка, пойманная Будху.
— Я тут, Леила, — донесся до нее шепот жены Нараина, тоже спрятавшейся в канаве. Леила бросилась к ней.
— Поползем по кустам вниз к речке, а там перейдем по висячему мосту и вернемся домой, — предложила жена Нараина.
Леила охотно согласилась.
Будху все оглядывался назад, а Балу заплакал.
— Ступайте к сахибу, ступайте к нему, свиньи этакие! Он вам всем воздаст по заслугам.
Спотыкаясь, они шли впереди стражника: он привел их к месту, где так внезапно началась свалка. Рэджи Хант сидел верхом на лошади, возвышаясь над возбужденной толпой, люди метались во все стороны, бежали, падали ниц, потом пытались подняться. Резкие окрики Рэджи на ломаном хиндустани перекрывали бормотание, стоны и возгласы, плач и вопли, вздохи и галдеж растерянных людей.
— Сукины дети, вы что, ополоумели, ослиное отродье?
Возбужденную толпу никак нельзя было образумить.
Люди с мольбой простирали руки или же угрожающе ими размахивали, ругаясь, прося и проклиная.
— Я вас всех перестреляю! — выкрикнул наконец Рэджи.
Эта угроза подействовала — люди притихли. Кое-кто застыл на месте, как изваяние. У иных от страха перекосилось лицо и все тело нервно подергивалось.
— Мало мы вас учим, — голос Рэджи дрожал от гнева на самых высоких нотах. — Неужели вы не можете прекратить свои свары? Пора бы вам научиться себя вести… — Он продолжал бы и дальше, но у него осекся голос.
— Все это из-за того, сахиб, — послышался несмелый голос из задних рядов толпы, — что нашим женам, сестрам и матерям нет покоя от приставаний.
— Что? Что? Кто смел сказать? Приведи его в контору, Неоджи, — загремел Рэджи. — Тащи его, я с ним разделаюсь. — К нему вернулась его уверенность — расправиться с одним кули было нехитро. — Разгоните их, — приказал он стражникам. — Пусть все идут по своим местам и работают. И помните! Застрелю любого, кто только пикнет! — Он молча обвел всех грозным взглядом, нагоняя на людей страх. — Вот только посмейте шевельнутся — застрелю на месте, — прорычал он снова. Потом еще раз грозно обвел глазами толпу, внушая страх и трепет, медленно подобрал поводья, тронул лошадь и поехал прочь по направлению к конторе.
Напуганные кули стали взволнованно перешептываться. Кое-кто посмелее выходил из задних рядов и громко обращался к остальным. Рэджи, отъехавший недалеко, круто повернул лошадь и снова налетел на толпу.
— Бей их, бей их, — скомандовал он стражникам, а сам, сжав губы, втянув неподвижную голову в плечи, въехал в толпу, в самую гущу, тесня мужчин, женщин и детей. Все смешалось, люди толкались, ползали, метались во все стороны. Напуганная толпа вопила и причитала, все растерялись, но Рэджи неумолимо направлял свою лошадь прямо на людей — ему хотелось топтать и давить.
— Бей, бей, — приказывал он стражникам, потом, подняв руки, подобрал повод. Лошадь галопом вынесла его из толпы.
Теперь
— Так их, так их, — приговаривал Рэджи, остановившийся в стороне и едва удерживающийся от желания вновь ринуться вперед, сокрушая все перед собой.
Подстрекаемые криками сахиба, стражники бегали в толпе, усердно работая палками, пока у них не устали руки.
— Разведите их по местам и не давайте больше собираться! — крикнул Рэджи наконец и умчался коротким галопом.
Глава 16
Помощник управляющего уже ушел, но беспомощная толпа плачущих и насмерть перепуганных кули все еще трепетала от страха. Лишь те, кто оказался посмелее, протискивались вперед и хотели выступить против стражников.
Но стражники, боясь, что, если возобновится галдеж, сахиб снова примчится и тогда им попадет за нерадивость, начали снова осыпать ударами несчастных кули, без разбора и снисхождения.
— Сахибы вас перестреляют, дурачье! — кричали они. Задавшись целью справиться с толпой, стражники удвоили усилия, развивая бешеную энергию, пока измученные люди, не устояв против нового натиска, не потянулись один за другим к дороге. Кое-кто остался беспомощно лежать на месте.
— Рам, рам, — повторяли иные, торопливо шагая.
— Аллах, аллах, — взывали другие, тогда как третьи уверяли, что настал конец света.
Дело в том, что этот град незаслуженных палочных ударов воочию доказал всем безнадежность их участи; так буйвол, если его слишком сильно бить, вдруг начинает храпеть и дрожать, точно поняв весь ужас своей доли.
Фигуры сардаров, только что избивавших всех, стояли у кули перед глазами. И на ходу, второпях, люди украдкой переглядывались, незаметно делали друг другу знаки, шептались, вкладывая в недоговоренные слова все свое презрение и всю свою ненависть.
— Братья, — сказал Гангу, — нам надо идти в больницу и рассказать обо всем сахибу доктору.
— Правильно! — воскликнул кули из Бхутии. — Мы отнесем туда раненых. Надо узнать, кто пострадал.
— Один человек, кажется, умер, — сказал кули из Горахпура. — Видит бог, им придется за это ответить.
— Ступайте по местам да прикусите языки! — донесся голос сардара.
Горахпурец остановился и гневно взглянул на говорившего, но затем потупился и отошел, точно сам испугался своей смелости.
— Оставь его, брат, не надо, — положил ему руку на плечо Нараин. — Пойдем лучше к сахибу доктору, как сказал Гангу.
— Конечно, — подтвердил тот, — этого нельзя так оставить.
Равнодушие и фатализм Гангу, обусловленные не его верой в бога, а доставшимися на его долю испытаниями, едва ли не готовы были уступить место клокотавшей в его душе ненависти к насильникам, и перед ним заманчиво сверкнула мысль о возмездии.
— Пойдемте! — подхватили в толпе. — Пойдемте! — Все как будто ждали этого призыва: он сразу разрядил напряжение и указал на понятный для всех выход.