Два одиночества
Шрифт:
— Даже тогда, хотя ты по — другому себя и не ведёшь. Только странно. Ты забавная, очень ранимая и невероятная. Ты уникальная, Виола. Ты моя.
Я шмыгнула носом, с улыбкой поняла, что нужно признаться кое в чём. Пусть знает заранее, чем потом будет обвинять, что я скрывала своё истинное лицо.
— Это не вся я, Феликс. Я никому настоящую себя не показывала.
Очередной хмык обдал тёплым дыханием макушку.
— Уверен, что в тебе еще много всего замечательного. И меня заводит мысль, что всё в тебе принадлежит только мне.
Меня всегда смешили мужчины в своей наивности. Не разберутся, а обещаниями уже кидаются.
— Я боюсь, ты испугаешься.
Я
— Виола, ты же совершенно ничего не знаешь о манаукцах. Наш страх особенный. Мы боимся потерять. Я очень боюсь потерять тебя, больше ты ничем меня не запугаешь.
— Да? — усмехнулась я, воинственно глядя на грустную улыбку Феликса и вдруг отчётливо поняла, что всё — не могу больше! Это слишком эмоционально для меня, сидеть с ним рядом, нежиться в его объятиях и говорить о любви. Невероятно волшебно, и я тонула в своих взорвавшихся чувствах к Феликсу. Подняла голову и сама потянулась к его губам. Во мне было столько страхов, что не перечесть. Я словно состояла из них. И страх потери, и страх разочарования, предательства. Страх, что всё это плод моего больного воображения. Страх, страх, страх! Я же так сильно в него влюбилась, что боялась даже слово неловкое сказать!
Но попав во власть жарких губ, я просто пропала, исчезла для этого мира. Погрузилась с головой в потрясающую ласку. Моё тело оживало, открывало для меня новые чувства. Я была одним пучком нервов, только тронь и я умру, разлечусь на мелкие кусочки. И тем томительнее был пожар, полыхающий внутри меня. Я застонала, когда Феликс медленно подтянул меня за талию, заставив раздвинуть ноги и оседлать его бёдра.
Я крепко держалась за его шею, впившись в его губы как дикарка. Это был голод, самый настоящий голод. Я тихо всхлипывала, задыхалась, чувствовала пульсацию оголённых нервов, будто тиканье старинных часов, отсчитывающих секунды до взрыва. Глупость, но у меня словно бомба замедленного действия была заложена между ног. Все нервы стягивало вниз. Больно и сладко. И хотелось молить, чтобы Феликс взял меня, прямо сейчас, но страшно открыть глаза, проронить хоть слово.
Горячие ладони блуждали по моей обнажённой спине, пробравшись под тунику, всё сильнее прижимали к крепкой груди Феликса. Я поёрзала на его ногах, всхлипнула, когда особо остро стало больно от желания.
— Феликс, — жалобно позвала я любимого, понадеявшись, что он поймёт всё без слов, но он лишь зарылся рукой мне в волосы, обрушился на мои губы, терзал их языком и покусывал зубами. Я застонала, когда его пальцы пробрались под резинку домашних брюк и осторожно погладили ягодицу.
— Виола, остановись, — прошептал мне в губы Феликс, а я замотала головой.
Не желала останавливаться! Не сейчас, когда его ладонь грела холодную кожу бедра, ласкала пальцами, слегка сжимала.
— Феликс, — жалобно выдохнула его имя, припав к алым губам, крепче стиснула шею в объятиях и приподнялась на коленях, вспомнив, как он учил правильно двигаться назад-вперёд, плавно, не спеша.
Глухой стон Ангела пробежался по натянутым нервам, и всё внутри меня сжалось от желания. О да. Мне нравилось играть в эту разрушающую игру, и я мечтала пойти до конца, чтобы почувствовать его горячую плоть в себе.
— Милая моя, — шёпот подначивал, подбадривал, и я решилась убрать из-под себя одеяло. Звук посуды отвлёк лишь на секунду, но ни я, ни Феликс спасать еду не стали, нас терзал другой голод. И я, продолжив смотреть в алые, потемневшие от страсти глаза Феликса, робко потянула свою тунику вверх, чтобы обнажить перед любимым свою отяжелевшую от желания грудь. Соски стянуло
Я читала нежность в каждом движении Феликса, в том, как ласково он прижимал ладони к моей спине, не позволив двигаться, покрывал поцелуями мои плечи, поднимался к шее.
— Виола, — тихий, хрипловатый голос раскачивал на своих волнах, и я двигалась в такт ему, качала бёдрами, притупляла боль между ног. Я доверилась, открылась и ловила откровенные ласки. Феликс не спешил, и я была ему признательна. Он осторожно вводил меня в мир настоящих интимных ласк, и они были несопоставимы даже с тем жарким поцелуем на кухне. Я раскрыла глаза, но плохо видела из-за слёз. Закусив губу, сглотнула, вздрагивала каждый раз, когда его губы клеймили мою кожу. Сноп искр взрывался перед глазами, и волны дрожи разносились по телу. Исступление — вот что это. Когда уже не можешь и изнываешь от желания, но боишься разрушить волшебство. А Феликс спустился опять к груди, оставив влажный след, очертил языком ореолы сосков, прежде чем вобрать их в рот по очереди. Ещё немного и я умру. Сердце, как шальное, билось в груди. Я стиснула зубы, глухо постанывала, всё быстрее двигала бёдрами, молчаливо подгоняла любимого Ангела, умоляла не быть скромным. Я всё стерплю, лишь бы почувствовать его ниже. Ещё ниже…
Вдруг руки Феликса напряглись, а сам он рывком встал с кровати, поразив плавностью своих движений. Я почувствовала спиной нагретые им простыни. Матрас прогнулся под манаукцем, который рывком стянул свою тунику и бросил её у изножья.
— Даже не верится, что это не сон, — озвучил мои сомнения Ангел, склонившись надо мной, удержав себя на прямых руках.
Я залюбовалась тем, как красиво ниспадали волосы, плотной завесой оттенив его лицо, как его глаза потемнели до черноты, окаймлённой красным ободком. Млела в предвкушении, слушала его тяжёлое дыхание. Вот он тот обалденный миг, который я столько раз описывала, а самой ни разу не доводилось испытать. Миг, когда влюблённые смотрели друг другу в глаза, открывались, решившись. Ох, сердце, моё сердце, спокойнее, родимое, я же не выдержу!
— Уверена? — тихо спросил Феликс.
А я улыбнулась. Не настолько я была наивной, чтобы не понимать, что пути обратно нет. И Феликс не отпустит меня, даже с кровати. Тем более не даст повернуть назад.
Потянулась к нему рукой, коснулась горячей бледной кожи, в который раз удивившись тому, насколько манаукцы отличались от землян. Провела пальцем по припухшим уже от моих поцелуев губам, ахнула от изумления, когда Феликс легко, но неожиданно прикусил его зубами.
— Виола, ты уверена? — голос получился глуховатым, так как порочный Ангел зубы не разжимал и смотрел на меня напряжённо.
Я закусила губу. О да. Я была готова ко всему. Я сморгнула слёзы радости, чтобы не мешали любоваться моим Ангелом, запоминать его такого необычного, каждую морщинку, каждую чёрточку напряжённого лица.
Наверное, это самое лучшее, что могло случиться с девушкой. Предаваться плотской любви с тем, для кого бьётся твоё сердце, с тем, кто проник в мысли. Просочился под кожу и бежит по венам вместо крови.
— Я люблю тебя, — тихо шепнула, а когда Феликс отпустил мой палец, рывком потянулась обнять его за шею руками.