Два Призрака
Шрифт:
— У тебя же кровь! Ты ранен!
— А-а, ерунда, просто, когда падал, нос разбил, — и он вытер нос, из которого сочилась кровь.
Несколько минут они просто сидели на полу, друг напротив друга, и слушали. Колокол больше не подавал голоса, и, хотя в их ушах ещё звенело, слух постепенно к ним возвращался.
Но вот Юра поинтересовался:
— Сколько сейчас времени, интересно?
Уля взглянула на часы, и выдохнула испуганно:
— Без пяти полночь.
— Ничего себе, — присвистнул Юра. — Нас уже в городе обыскались.
— Мои родители уже наверняка в милицию обратились, — вздохнула девочка.
— А мои не обратились, но через пару часов наверняка обратятся. А мать сейчас не спит, плачет; да и отцу и старшему брату тяжело…
— Но, по крайней мере, до утра мы пробудем здесь, — вымолвила Уля. — Здесь всё-таки лучше, чем в лесу.
— Да, — согласился Юра. — А с утречка мы ещё повнимательнее здесь всё исследуем. Ведь надо же отыскать ответ…
Тут Уля вздрогнула, и прошептала:
— Юра, на меня кто-то смотрит.
— Что? Ты уверена?
— Юра, он или оно за моей спиной, — видно было, как сжалась и побледнела девочка. — Оно здесь, в этой зале… Юра, мне даже оглянуться страшно. Кажется, что стоит мне только голову повернуть, и Оно сразу же наброситься на меня. Ты скажи, пожалуйста, что там за моей спиной.
Тут и Юра почувствовал, что они не одни в зале. Каким-то неизъяснимым, внутренним чувством, он ощущал этот взгляд, и это был не человеческий взгляд. Он не мог скрыть своего страха, он дрожал, но всё же он переборол себя, и посмотрел за Улино плечо.
А там, шагах в десяти, должен был находиться проход в звонницу, однако прохода не было видно, а на его месте нависало нечто угольно-чёрное и колышущееся, словно бы дышащее.
Уля пристально следила за Юриным лицом, и, вот прочла на нём ужас. Тогда девочка ещё больше сжалась и напряглась. Она пролепетала:
— Значит, там действительно что-то есть. Ой, что же делать? — она вся дрожала. — Юра, придумай же, как нам спастись… Юра… пожалуйста…
А Юра продолжал смотреть округлившимися глазами в черноту. Он только слабо мотал головой, и ничего не говорил, так как действительно не знал, как с неведомым бороться.
А девочка смотрела на него, дрожала и предполагала самое худшее. И вот ей показалось, что глаза Юры вновь начали наполняться чернотой. Ей даже показалось, что он вновь начинает шипеть.
И тогда она стремительно вскочила на ноги, и, не помня себя, бросилась к выходу из колокольни. Она бежала и кричала, безумное, и бесконечное: «А-А!!».
— Стой, куда же ты?! — закричал ей вслед Юра, и сам бросился за ней.
— Нет! Оставь меня! Не прикасайся! А-А-А!! — вопила Уля, которая уверилась, что, и её друг теперь превратился в чудовище.
Так она добежала до двери, потянула её, и дверь с тяжёлым гулом раскрылась.
Поток холодного, наполненного дождевыми каплями воздуха, рванулся к ней навстречу, едва не повалил на пол, и только из-за этого Уля замешкалась.
А Юра подбежал сзади, схватил её за руку, и потащил назад. Свободной рукой Уля держалась за вделанное в дверь кольцо.
— Нет! Оставь меня! Не-ет! — девочка рыдала, отбивалась, но Юра проявил настойчивость, он кричал:
— Куда ты, а?! Ведь сама же говорила, что нельзя сейчас в этот лес!
— Оставь меня!
— Почему?! Ведь это же я, Юра! Ну же, посмотри на меня!
Девочка оглянулась, и сквозь слёзы увидела, что у Юры прежние, человеческие глаза. Она немного успокоилась, выпустила дверное кольцо, и тут почувствовала, как нечто жёсткое, холодное и колючее обвивается вокруг её руки.
Это была ветвь кустарника, которая, впрочем, вполне могла сойти и за щупальце. Эта ветвь просунулась в дверной проём, и была лишь передовым арьергардом огромной армии колючих ветвей, корней, стволов и прочих оживших древесных отростков, которые подступали к колокольне.
И тогда Юра воскликнул:
— Ведь сейчас полночь! И именно во время с полуночи и до часа ночи всякая нечисть получает особую силу…
Всё это время он пытался вызволить Улину руку, но ничего у него не получалась. Силищи в этой ветви было куда больше, чем даже у взрослого человека, не говоря уж о мальчике, каковым являлся Юра.
А новые, жадно извивающиеся ветви были уже совсем близко. Они должны были оплести не только Улю, но и Юру, утащить их в ночь, разорвать в клочья, поглотить. Но мальчик не собирался выпускать свою подругу, он приготовился бороться до конца.
И вот тогда дверь начала закрываться. Она закрывалась сама, без всякого участия ребят. Вот защемила ветвь. Раздался треск. Ветвь ещё сильнее сжала Улину руку, девочка вскрикнула, из многочисленных ранок засочилась кровь. А дверь продолжала закрываться, и вот ветвь оказалась переломленной, тогда она выпустила руку девочки, и, словно отрубленное щупальце, начала судорожно биться, выгибаться по полу.
Дверь полностью закрылись, и тут же с наружной стороны обрушились на неё удары. Дверь дрожала, также и стены тряслись.
— Как думаешь, выдержит колокольня? — шёпотом спросила Уля.
— Надеюсь на это, — пролепетал Юра. — Выдерживала же раньше. Ведь это не первая атака. Вспомни, сколько ран на стенах…
И тут особо сильный удар обрушился на дверь. Казалось, что это ударил многотонный железный таран. Дверь отчаянно загудела, но выдержала. Со стен облачками взвилась пыль.
— Уж очень вся эта нечисть жаждет до нас добраться, — вымолвила Уля.
Её слова были подтверждены очередным сокрушительным ударом, но опять-таки дверь выдержала.