Два секрета для бывшего
Шрифт:
— Не было у меня никого кроме Германа! Ни до, ни после, ни во время! И детей я родила от него! — меня настолько возмущают все эти грязные намеки на мою неверность, как и то, что я оказывается гуляла… что я плюхаюсь на лавку и начинаю рыдать. Кажется мои слезы Аркадия Павловича тоже расстраивают. Он садится рядом со мной и, аккуратно пытаясь заглянуть мне в лицо, произносит:
— Мне жаль что у вас так все сложилось. Но вы должны понимать, что Герман — человек совсем не простой. И, к сожалению, возможны различные ситуации… «Мадридский
Всхлипнув, вытираю лицо носовым платком:
— Я отвечу на все вопросы Службы Безопасности. Я это делаю ради детей. А Германа я никогда не прощу.
— Ваше право, — кивает Аркадий Павлович.
Через полчаса, как и обещал врач, мы с Костей уже в отдельной палате. Она небольшая, но уютная, с нарисованными на стене зайчиками и котиками, над которыми светит яркое солнце. Оказавшись в закрытом и очевидно безопасном помещении, я качаю моего малыша, который спит, утомившись от болей и медицинских процедур. Врач сказал что гортань будет беспокоить минимум неделю, но если мне привезут какие-то чудесные зарубежные лекарства, то процесс заживления ускорится.
Аркадий Павлович заверил, что уже завтра днем будет все. А еще я сижу и думаю о Мишеньке. Ведь мне так и не довелось его увидеть перед операцией. Но ведь все будет хорошо! Я… Я молюсь всем богам.
Уже ночью, лежа рядом с Костей, я думаю о будущем разговоре со Службой Безопасности. И в голове проносятся воспоминания… Вот мы с Германом идет в один из лучших ресторанов. Он мне рассказывает про отца, как сильно любил его… Потом делится своими воспоминаниями как однажды едва не заблудился в лесу… Все ведь было так хорошо. Он был искренним. Никакой злости! Когда же она появилась? Что этому предшествовало?
Я не могу ничего вспомнить. Даже сообщение о моей беременности он воспринял с радостью. А через три часа… Он меня выгнал. Но что, если он это сделал, считая что я забеременела от другого? С другой стороны, от какого, от другого? Он знал что он у меня первый. И он меня видел практически каждый день! Не мог же он повестись на грязные сплетни?
Я засыпаю, погруженная в воспоминания, и мне снится солнечный день, где мы с Германом гуляем по парку и смеемся.
Глава 25. Герман
Глава 25. Герман
Объяснять начальнику Службы Безопасности настолько щекотливую задачу — тот еще мазохизм. Я ведь никогда с посторонними свою личную жизнь не обсуждал, считая что так поступают только неуверенные себе неудачники.
И только сейчас я понимаю, что посторонними были моя мать и брат. На самом деле догадаться можно было и раньше, только я голову в песок прятал. В свое оправдание могу сказать что когда живешь в определенной обстановке годами, то перестаешь замечать вполне себе очевидные вещи.
Мама
Например когда умер отец, они оба очень пренебрежительно отнеслись к моим переживаниям. Помню как Андрей рявкнул на меня после похорон: «Что ты тут устраиваешь? Ты лицемер, не надо делать вид что ты в горе!». И я после этого старался не показывать свои эмоции… Я и правда какое-то время думал что это ненормально — плакать над могилой отца.
Я долго думал, но мне все равно было непонятно, почему Андрей сделал такие выводы… Мой изворотливый мозг в тот момент сочинил прекрасное оправдание: просто мама и брат так сильно переживают, что не хотят видеть эмоции у других… Мне хотелось так думать.
Ага. Мать траур даже на похороны не надела. Явилась как на дискотеку. А на следующий день понеслась по ресторанам пить-гулять… Я тогда тоже решил, что это от переживаний. И ходить по кабакам, и ездить на Мальдивы… Все от переживаний.
Только недавно поймал себя на мысли что кроме меня никто на могилу отца не ходит. Ни в годовщину, ни просто на какой-нибудь церковный праздник. Да и всякие вещи стали проявляться… Которые ни маму, ни брата хорошо не характеризуют. Кстати памятник тоже я ставил. Остальные в мероприятии участвовать не пожелали.
В какой-то момент мне стало понятно, почему отец иногда с грустной улыбкой говорил странные вещи. Об усталости, депрессии, что ему уже не хочется стараться ради семьи. Что только на меня вся надежда… А я, дурак, считал что это все шуточки.
Теперь понятно, что никакие это не шуточки, а я вляпался по самое не балуйся.
Два часа мы обсуждаем с начальником Службы Безопасности мою личную жизнь. Хотя я и не любитель раскрывать семейные проблемы. Но иначе — никак. Также я протягиваю ему письмо, в котором утверждается что Котя мне не сын.
Кстати начальнику Службы Безопасности я доверяю. Сергея я нанимал сам. Это бывший сотрудник секретной службы, который уже несколько раз показал свою высокую квалификацию. Только по деловым вопросам, а не личным.
Взяв в руки письмо, Сергей внимательно его просматривает, затем откладывает в сторону:
— Похоже на настоящее, но… Не факт что данные, которые там указаны, и правда принадлежат Елизавете Сергеевне и ребенку. Мы все проверим. Что же касается верности или неверности Екатерины, — мужчина берет блокнот и ручку… Расскажите, когда вы считаете состоялся факт измены?
— В каком смысле — когда? — вскидываю брови.
— Ну если вы утверждаете что измена была, то… Время, место, имя, с кем изменяли. Что-то же у вас есть? На основани чего должна проходить проверка?