Два шага до аншлага
Шрифт:
Татосов выключает телевизор… Из кухни с тарелкой бульона появляется Даранян.
ДАРАНЯН: Фёдор Андреевич, кушать подано!.. Сейчас будет шашлык.
ТАТОСОВ (Отставляя тарелку): Спасибо, голубчик, не идёт.
В передней звонок. Даранян с криком «Анна Львовна!» бросается открывать.
ТАТОСОВ (грустно):
Возвращается Даранян и сухонький, чистенький старичок.
СТАРИЧОК (Татосову): Мне надо с вами поговорить.
ТАТОСОВ: Садитесь, пожалуйста.
СТАРИЧОК: Я – стоя. (Подождав, пока Даранян вышел). Я – Июнькин, ваш сосед.
ТАТОСОВ: Знаю. Мы не знакомы, но я много слышал о вас хорошего.
ИЮНЬКИН: Меня не интересует, что вы обо мне слышали. Я пришёл сообщить, что я восхищаюсь вашей женой. Больше того – я люблю её.
ТАТОСОВ: Быть может, это просто совпадение, но я её тоже люблю.
ИЮНЬКИН (У портрета Анны Львовны): Конечно, в моём возрасте это звучит смешно, но это не моя вина, а моя беда: я её очень поздно встретил.
ТАТОСОВ (как бы извиняясь): Она не могла столько ждать.
ИЮНЬКИН: Вы живёте в этом доме уже давно – все эти годы я боролся с собой. Я ежедневно встречался с ней на лестнице, но не сделал ни одного шага навстречу своему чувству.
ТАТОСОВ: Вы – благородный человек.
ИЮНЬКИН: Меня не интересует ваше мнение обо мне. Для меня всякий семейный очаг – священен, быть может, потому, что я никогда не имел своего.
ТАТОСОВ: У вас ещё всё впереди.
ИЮНЬКИН: Да! Потому что теперь у меня развязаны руки. Теперь, когда известна ваша связь с несовершеннолетней…
ТАТОСОВ (поперхнувшись): К…к…какая связь?
ИЮНЬКИН (повторяя): Теперь, когда известна ваша связь с несовершеннолетней, я могу быть свободным в любых поступках, о чём и считаю своим долгом заявить!
По-гусарски щёлкает каблуками, подбивает одну ногу другой и падает. Татосов бросается к нему на помощь, но Июнькин отстраняет его.
ИЮНЬКИН: Я сам!..(Гордо уползает).
ТАТОСОВ (секунду смотрит ему вслед затем нервно, отрывисто хохочет. Так же неожиданно обрывает смех. Вошедшему Барбарису): Пойду, полежу. (уходит).
БАРБАРИС (передаёт Пахому тарелку с бульоном): На! Отдай Пете. Если Петя не захочет, можешь сам съесть.
ПАХОМ: Петя не захочет (ест).
Входит Анна Львовна.
ДАРАНЯН (ей): Разрешите доложить: шашлыки поджарены, бульон разогрет, посуда перемыта…
АННА ЛЬВОВНА (негромко): Спасибо, мальчики. Он спит?
ДАРАНЯН: Отдыхает.
АННА ЛЬВОВНА: Ваша постель – здесь. (Показывает).
ДАРАНЯН (смеясь): Мы же ещё увидимся.
АННА ЛЬВОВНА: На всякий случай.
ПАХОМ: Мы уходим.
АННА ЛЬВОВНА: Идите, мальчики, идите.
Хлопнула входная дверь. Анна Львовна, не раздеваясь, задумчиво осматривает комнату.
ТАТОСОВ (появляясь): Анька! Что случилось?.. Где ты была?…
АННА ЛЬВОВНА: Я ухожу от тебя.
Достаёт чемодан, собирает вещи.
ТАТОСОВ: Я сейчас опять начну хохотать.
АННА ЛЬВОВНА: Хохочи. Ты имеешь право. Ты опозорил меня на весь двор. Каждый подходит и сообщает, что ты дарил ей цветы.
ТАТОСОВ: Разве для тебя это новость? Ты же сама их покупала!
АННА ЛЬВОВНА: Покупала. Но я не знала, что у вас так далеко зашло.
ТАТОСОВ: Что зашло?
АННА ЛЬВОВНА: Всё!.. Сначала цветочки, потом ягодки!.. Теперь я вспоминаю, как она тебя прослушивала!
ТАТОСОВ: Она меня поставила на ноги.
АННА ЛЬВОВНА: Ещё бы! Зачем ей лежачая развалина!.. Какой же я была слепой!.. Всю жизнь верила тебе… Молилась на тебя… Но хватит, мои глаза раскрылись: если ты такое творишь сейчас, представляю, что ты вытворял в молодости!. Теперь мне ясно, что это были за ночные репетиции, гастрольные поездки!..
ТАТОСОВ: Ты говоришь ужасный вздор, за который потом тебе будет очень стыдно.
АННА ЛЬВОВНА: О!.. Там-таки умницы!.. Они меня предупредили, что ты от всего будешь отказываться!
ТАТОСОВ: Кто предупредил?
АННА ЛЬВОВНА: Актив пенсионеров – они тебя давно раскусили…
Берёт чемодан, направляется к дверям.
ТАТОСОВ: Куда ты?
АННА ЛЬВОВНА: Думаешь, я буду стоять у тебя на пути?.. Думаешь, у меня нет гордости?.. Думаешь, я заплачу?.. (Плачет). Вот твой режим… Вот твои лекарства… Обед в холодильнике, на два дня… А потом… Потом пусть уже она тебе готовит…
В слезах убегает. Ошеломлённый Татосов остаётся сидеть в кресле. Машинально включает телевизор.
ГОЛОС С ЭКРАНА: А теперь все вместе: «Ну, целуй меня везде – я ведь взрослая уже!..»
Затемнение.
Картина четвёртая
Знакомые нам автомат и скамейка. На скамейке Пахом и Барбарис. Перед ними Даранян.
ДАРАНЯН: Решайте, или я иду сам.