Два шага маятника
Шрифт:
– Как бы я хотела помочь вам!
– мечтательно сказала Памела.
Ласкар промолчал. Он просто не знал, что ответить.
– Продолжайте, - попросила она.
– Так вот, при сильном воздействии в первую очередь разрушаются слабые химические связи в молекуле, откуда мы «вышибаем» намеченный атом. А это ведет к очень загадочным изменениям вообще. Загадочным… У нас, в области физики, проще. Такого рода эксперименты с веществом нередко приводят к созданию нового вещества, как это было в свое время у Резерфорда. А в биологии все это значительно сложнее. Живой, очень ранимый белок… Неудач
– Цель слишком заманчива, Ласкар, чтобы считаться с неудачами. Бессмертие…
Он улыбнулся.
– Далеко не бессмертие. Его нет и быть не может. Бессмертие противоречит самой жизни, оно - антипод жизни. Смерть - это вечное обновление жизни, бороться с ней бесполезно и смешно. «Все люди смертны» - такими словами начинается один из самых знаменитых силлогизмов. Карел с женой далеки от этого. Они только хотят продлить жизнь, удвоить ее. Конечно, и такой шаг можно назвать бессмертием. Все-таки сто или сто двадцать лет жизни - это не пятьдесят. Цель действительно величественна. Но она еще не достигнута, Памела, вот в чем проблема.
– Я верю в Карела.
– Я тоже.
Памела хотела еще что-то добавить, но опустила голову.
– Смелей, - подзадорил ее Ласкар.
– Хорошо, скажу… Я подумала о том, что с открытием Карела вы должны связывать и личные надежды. Я не ошиблась?
– Нет, - просто ответил физик.
– Именно так.
– Тогда мне вдвойне хочется быть полезной. Хочу, чтобы вы были здоровы. Хочу, чтобы жили долго и счастливо. Хочу этого…
Глаза у нее загорелись. Она выпрямилась в кресле, вся напряглась. Ласкар поднялся. Встала и Памела. И когда он подошел, она протянула руки навстречу и сжала в ладонях его лицо.
Это и было счастье.
Его счастье.
И ее.
Утром вернулся из туристической поездки Ганс Хеллер. Вечером он позвонил Памеле и попросил ее прийти в гостиницу.
Хеллер выглядел отлично. Отдохнул, набрался сил. Он пружинисто ходил по комнате, рассказывал какие-то смешные истории, сам над ними смеялся, размахивал руками. Но глаза у него оставались серьезными, изучающими.
Памела сидела на краешке стула, положив руки на колени, и вежливо, деланно улыбалась. Она прекрасно понимала, что шеф пригласил ее не для того, чтобы познакомить с новыми анекдотами. И, конечно, не для того, чтобы еще раз справиться о здоровье своего старого друга. Это он мог сделать и сам, не прибегая к посредничеству доктора Гривс. Напряжение накапливалось, и когда хитрить дальше стало невозможно, Хеллер без всякой подготовки спросил:
– Вы были в лаборатории?
Она медлила с ответом. Знает он или хочет поймать на слове?
– Мне это известно, Памела, - сказал Хеллер.
Она вскинула голову.
– Да, была.
– Отлично. Вы достигли многого. Расскажите, что там у них.
– Изучают аппарат наследственности в клетках животных.
Хеллер рассмеялся.
– Прелестная шутка, Памела. В другой раз я бы оценил ее очень высоко. Но сейчас мне не до шуток. Итак…
Она молчала, сжалась, словно в ожидании удара.
Хеллер подождал немного, вздохнул.
– Вы так хорошо начали… Вспомните свое первое письмо. Не всякий опытный разведчик
Памела сидела бледная, убитая. Письмо, будь оно проклято!
– Итак…
– Хеллер, - сказала она умоляющим тоном.
– Избавьте меня от этого. Вы послали меня лечить, а теперь требуете невозможного.
– Не только лечить, но и смотреть! Вот зачем я вас послал, доктор Гривс! Филантропом я никогда не был и не буду! Я человек дела и от своих служащих требую только дело. Меня беспокоит Карел Долли, я боюсь его, если угодно, я даже завидую ему и не хочу, - слышите, не хочу!
– чтобы он одержал верх и подмял под себя мою фирму, развеял мое благополучие, мой научный авторитет. А для этого мне надо знать, чем он занимается, чего достиг и куда нацелился. В общих чертах мне это известно, а добыть факты, детали - это уж ваше дело, Гривс, и вы либо сделаете, либо мы с вами расстанемся.
– Вот как!
– она встала, не спуская с него строгих, рассерженных глаз.
– В таком случае вы можете с этого же часа не считать меня своим сотрудником, Хеллер.
Он остолбенел. Мысль его работала лихорадочно. Она с такой легкостью соглашается? Значит, у нее есть подготовленный, обеспеченный тыл? Значит… Ну, нет, его на слове не поймать!
Хеллер улыбнулся, потом рассмеялся - зло и жестоко.
– Понятно, сударыня. Курс лечения закончен. Он не прошел даром. Я так и знал. Поздравляю вас, Памела Гривс, от всего сердца… Но вместе с поздравленном я вынужден вас и огорчить. Вы не выполнили моего поручения, сделали мне неприятность. Я отплачу вам тем же.
– Хеллер!
– крикнула она, уже догадываясь, и закрыла лицо руками.
– Дело прежде всего. Дело, а затем уже чувства, доктор Гривс. Если вы не достанете для меня убедительные документы о результатах работы Карела Долли, то я разрушу ваше счастье.
– Нет, нет!
– крикнула она, уже вне себя.
– Я сделаю просто: передам своему другу Ласкару Долли ваше письмо и открою ему глаза. Пусть он знает, кому отдал сердце. Это жестоко, я понимаю, Гривс, но у меня нет иного выхода. Сожалею…
Она плакала, склонив голову.
Хеллер сделал паузу, строго рассчитанную по времени. Она ничего не говорила. Тем лучше. Он подскажет ей.
– Выход один, Памела. Вы найдете нужные документы и передадите их мне. Тогда мы расстанемся и больше я от вас ничего не потребую. Живите счастливо, раз вам так повезло.
Памела подняла голову. Ее покрасневшие от слез глаза выражали только ненависть. Хеллер даже отступил на шаг назад.
– Какой же вы мерзавец!
– сказала она ровным и потому особенно страшным и убедительным голосом.
Он ничего не успел ответить. Памела Гривс вышла. Дверь за ней тихо закрылась.
Черт знает что! Хеллер остался в полном недоумении. Не сумел убедить. Или сумел? Пойми ее. Оскорбила-и ушла.
Ладно, он подождет. Пройдет день-другой, напомнит. Еще подождет. Снова напомнит. Ни один человек не выдержит подобной пытки. Если она расскажет сама Ласкару, тогда… Нет, не расскажет. Она слишком боится за свое счастье. А если так, то он ее сломит. Не устоит, отдаст. Тем более, что братья Долли, кажется, уже приняли ее в свою семью и секретов от нее не имеют.