Два света
Шрифт:
— Прогулка самое лучшее лекарство в таких болезнях! Мы немного пройдемся и воротимся назад.
— Это необходимо? — спросила Поля умоляющим голосом.
— Если вы хотите сделать мне одолжение, — вежливо сказал президент и отворил двери.
Они вышли, и несколько минут продолжалось убийственное молчание. Сердце Поли билось так сильно, что слышен был каждый удар его. Лицо девушки то обливалось кровью, то бледнело как мрамор… дыхание становилось тяжелее… холодный пот выступал на висках…
— Панна Аполлония, —
Поля ничего не отвечала. Она слишком хорошо поняла слова президента… Неизвестность тяготила ее, она скорее желала умереть, нежели испытывать жестокие мучения.
— Я знаю все! — заключил Карлинский с ударением. — Теперь необходимо подумать и позаботиться об этом. Я принимаю в вас искреннее участие и потому говорю прежде всего с вами.
Слезы ручьем брызнули из глаз сироты.
— Вы знаете все, да я и не хочу скрываться! — возразила она с гордостью. — Что ж вы придумали? Конечно — прогнать несчастную за то, что она принесла беспокойство, страсть, позор в тот дом, который призрел ее?.. Если я сумею искупить мой грех, какой бы то ни было жертвою, то говорите, я готова!
— Я всегда надеялся на чистоту души вашей, на характер, на ваше здравое понятие о свете и людях, — равнодушно отвечал Поле президент. — Страсть в молодом возрасте есть потребность, необходимость, жизнь: я не обвиняю, а только жалею вас. С другой стороны, я хорошо знаю и то, что можно было только любить Юлиана, но не жить с ним… Впрочем, он гораздо виновнее вас…
— Он? — перебила Поля. — Ошибаетесь! Он избегал меня, отталкивал, защищался, я сама навязалась ему со своей безумной любовью. Виновата я — и никто больше!
— Повторяю, вы не виноваты, но… — прибавил президент, — вы все-таки должны были предвидеть, что вам угрожает. Надеюсь, что вы никогда не имели в виду выйти за Юлиана: подобные вещи случаются иногда в романах, а на свете почти никогда, если же случаются, то ведут к огромным жертвам, к великим несчастьям.
— Но ведь вы и не обвиняете меня в таком низком расчете?
— Нисколько!
Поля закрыла глаза…
— Вы так привязали его к себе, — продолжал президент, — что допущенное зло может быть исправлено единственно вами…
— Приказывайте, — хладнокровно проговорила Поля, — я слушаю…
— Юлиан любит в первый раз, любит страстно, раздраженный — он решится употребить крайние средства, ни убеждениями, ни препятствиями нельзя остановить его… Только вы одни можете сделать это…
— Я сделаю все! Я должна поплатиться за минуту счастья… но, пане президент! — воскликнула девушка, сложив руки. — Позвольте сколько-нибудь продолжить эту минуту… это первая и последняя моя любовь!..
— Нет, нет, нет! — прервал неумолимый судья. — Чем дольше Юлиан останется в этих оковах, тем крепче прирастет
— Дайте мне один месяц, хоть неделю, хоть несколько дней!
— Ни одного дня… и для вас, и для него, чем скорее, тем лучше… надо кончить.
— Я ожидала этого! — воскликнула Поля, воодушевляясь мужеством. — Я буду послушна, хоть и умру…
— Вы будете жить… и жить счастливо…
— Какое еще страдание вы придумали для меня?
— Любите вы его или нет?
— Люблю ли я? Вы еще сомневаетесь! — вскрикнула Поля, заливаясь слезами. — Он сомневается!
— Всякая любовь должна иметь конец…
— Да, со смертью!
— Нет, конец ей — равнодушие! — возразил президент. — Неужели вы хотите всю жизнь Юлиана отравить воспоминаниями?
— Но чего же вы требуете от меня?
— Теперь необходимо, чтобы вы сами прервали эту любовь, полюбили другого, оттолкнули Юлиана, — вот единственное средство уничтожить зло!
Поля разразилась истерическим смехом и воскликнула:
— Конец, достойный начала! Ради Бога, лучше выгоните меня, убейте, очерните презрением!..
— Это не принесет ни малейшей пользы, — отвечал президент, нисколько не волнуемый отчаянием Поли. — За изгнанной он полетит во все концы света, презренную станет защищать, об убитой будет плакать всю жизнь, а после измены останется у него только…
— Презрение?!
— Равнодушие! — вежливо поправил неизменно холодный президент.
— Были ли вы когда-нибудь молоды? Было ли у вас сердце? — вдруг спросила Поля.
Президент усмехнулся.
— Льщу себя надеждою, что еще до сих пор ношу часть его в моей груди… и клянусь вам этим сердцем, что постараюсь облегчить жертву, которую вы обязаны принести, вы изберете себе, кого угодно, мы выдадим вас замуж, сделаем приданое…
Поля отскочила в сторону, точно раненная стрелою.
— И вы смеете говорить мне это, разорвав мою душу?.. О, это низко, ужасно, бесчеловечно, подло!
— Ради Бога, говорите тише, нас услышат!
— Пусть слышат! — кричала Поля. — Знаете ли, какое чувство пробудили вы в моем сердце? Чувство мщения — столь же сильное, как любовь. Ваша судьба в моих руках, если я захочу, он женится на мне… и я непременно сделаю это, если вы осмелитесь повторить то, что сейчас сказали… Да что же я такое в ваших глазах?
— Самое благородное существо в мире! — воскликнул президент, увидя себя на фальшивой дороге. — Я готов на коленях просить у вас прощения…
— О, такие обиды никогда не забываются. Только этого недоставало! Хотят заплатить мне… заплатить! О, это ужасно!
— У меня не было подобной мысли.
— Была!.. Вы не знаете бедных людей… Князья обыкновенно платят своим любовницам и выдают их замуж: и вы хотели поступить со мною точно так же! Но вы еще не князь, а я не принадлежу к разряду развратных женщин.