Два талисмана
Шрифт:
— Я здесь подожду, — кивнула Авита, когда ей объяснили, куда и зачем ушел Бики. — А что это у вас?.. Ой, какая прелесть! Я тоже хочу! Рыжий парик, дайте мне рыжий, я в детстве мечтала быть рыжей!.. И вон тот примерю, светлый, совсем как у Милесты коса!.. А почему они все такие большущие?
— Чтоб нам, актрисам, не пришлось коротко стричься, — объяснила Эртала, примеряя венец из перламутра и «вроде-бы-жемчуга».
— А на меня все равно не налезает, — пожаловалась Милеста, пытаясь натянуть на голову по-наррабански черный парик с двумя косами.
— На
Тут Мирвик, который до этого мгновения молча любовался весельем девушек, хлопнул себя ладонью по лбу:
— Играть! Ну, я болван! У меня же дело! Милеста, раз парик тебе не нужен, пошли на сцену. Раушарни сказал, что летучая мышь взмоет в небеса на канате.
— Ой, — испугалась Милеста, — а я думала — помашу крыльями и упорхну за кулисы…
— Так в небеса-то — из зала лучше смотрится! Пойдем, попробуешь. На канате большой крюк, вроде мясницкого. К нему можно пристегнуть кожаный пояс, широкий такой… да ты видела, возле барабана на гвоздике висит. Но тогда будешь болтаться, как кукла, Бики так говорит. Попробуй лучше встать на этот крюк ножкой, а рукой возьмись за канат. Ручаюсь, вознесешься легче птички!
— Ты-то чего ручаешься?
— Так я ж тебя и буду поднимать!
— Ты?! — окинула Милеста насмешливым взглядом совсем не богатырскую фигурку Мирвика.
— А то! В прежних спектаклях у барабана работал Бики, а я в сравнении с ним — просто силач Раушвеш из сказки! Там такие рычаги, что ребенок справится. Да не так уж и высоко… идем же!
Почти убежденная, Милеста обернулась — и успела заметить облачко раздражения, скользнувшее по лицу Эрталы.
Милеста бросилась к подруге, обняла:
— Ты огорчилась из-за парика? Какая ерунда! Зато у тебя царственная осанка! И гордый взгляд! А фигурой мы одинаковые, хоть платьями меняйся! А какой у тебя голос! Ты на сцену выйдешь — зрители со скамей повстают! Взором поведешь — на колени рухнут! Слово скажешь — на месте умрут!
— Ладно-ладно, беги, мышь летучая, — примирительно усмехнулась Эртала. — «Беспечная и глупая девчонка…»
— «Да разве скромный полевой цветок прогневать может царственную пальму?..» — повеселев, ответила Милеста и умчалась вместе с Мирвиком.
— Какая она славная, — улыбнулась Авита вслед девушке.
— Славная, да, — негромко, странным голосом ответила Эртала. — Только… не слишком ли?
— Что — не слишком?
— Ну… и добрая она, и уступчивая, и не завистливая. И не жадная: мне свой шейный платочек подарила. Говорит, мне этот цвет больше идет, чем ей.
— Так разве это плохо?
— Хорошо-то хорошо… а только не очень я верю милым простушкам!
Милеста оказалась не только славной, но и храброй девушкой. Она отказалась надеть на талию широкий, удобный, но безобразный пояс — и раз за разом взмывала под высокий потолок, стоя на крюке ножкой в туфельке, украшенной на носке яркой матерчатой бабочкой, правой рукой держалась за толстый канат, а левой
А художницу возвратившийся из лавки Бики увел на второй балкон — работать.
На балконе уже стояли два деревянных щита и ведра с красками.
— Это оазис в наррабанской пустыне, — указал Бики на щиты. — С пальмами.
— Больше похоже на подгоревшую яичницу с пучками укропа, — оценила заморский вид художница.
— Облезло малость, — признал Бики. — В сегодняшнем спектакле эти декорации не работают. Да мы бы и не успели к вечеру, малярные краски долго сохнут… ну, что я говорю, госпожа и сама это знает.
— Не знаю, — безмятежно откликнулась Авита. — С малярными красками до сих пор дела не имела.
Почтительная улыбка замерзла на лице бутафора.
— Но… как же… разве госпожа до этого не рисовала декорации?
— Ни разу. — В небрежном ответе девушки не было даже тени смущения.
— Но тогда… но как же…
— Очень просто. Я спросила Раушарни, нет ли в театре работы для художницы. Он тут же попросил меня подновить декорации.
Бики понял, что он сошел с ума. Или мир перевернулся корнями вверх. И в том, и в другом случае ему не хотелось терять место в театре, а значит, нельзя было спорить с Раушарни.
Бутафор показал этой немыслимой девице, как надо работать с валиком и малярной кистью, и объяснил, что наррабанский оазис должен выглядеть красиво не вблизи, а из зала. А потому следует думать о сочетаниях красок (пусть вблизи они будут даже грубыми) и соблюдать линии рисунка — вот они, видны под осыпавшейся краской, а где не осыпалось, там оставить рисунок по-старому, только подновить поярче.
Слушая, Авита разгоралась азартом и нетерпением. Да, малярная работа… да, ремесло… но как же ей хотелось сейчас применить поучения на деле! И чтоб никто не стоял над душой!
Бутафор даже не понял, как это произошло: его с кучей благодарностей вывели, почти вытолкали с балкона, поклялись во всем следовать его мудрым советам и захлопнули перед его носом дверь.
Бики удивленно покрутил головой и пошел прочь. В конце концов, если барышня испортит пару щитов — не страшно, в ближайшие дни не будут ставить ничего наррабанского, он сам успеет все переделать…
Авита поспешно надела купленный у хозяйки гостиницы старый фартук. Сейчас ей хотелось только одного, чтобы ей не мешали. Чтобы никто не заявился на балкон…
— А я, между прочим, не служу Кругу, господин Лабран. Я вольный контрабандист, торгую со всеми странами подряд. Да, я передаю за плату твои письма на Берниди. Но задерживаться на несколько дней для меня слишком рискованно.
— Но, капитан, ты же бернидиец!
— И что? Если береговая охрана конфискует «Вредину» и продаст меня со всей командой в каменоломню — что, родные Семь Островов меня в складчину выкупят? И подарят новую шхуну?
— Ты все равно рискуешь у каждого чужого берега!