Два веронца
Шрифт:
Готовься в путь. Поедешь завтра утром.
Я так решил, не вздумай возражать.
Синьор, так быстро я не соберусь.
Прошу вас, на день, на два отложите.
Вслед за тобой пошлю твои пожитки.
Мы кончили, ты едешь завтра утром.
А вам, Пантино, поручаю сборы.
Задержки я не разрешу. Пойдемте.
Антонио и Пантино уходят.
Чтоб
Но вот упал в пучину и тону.
Ему письмо я показать боялся,
Чтоб не восстал он на мою любовь.
Но тем, что скрыл мою любовь трусливо,
Я сам же на любовь мою восстал.
О, как весна любви напоминает
Апрельский день, изменчивый полет!
Едва блеснуло солнце золотое,
На небе туча темная встает.
Входит Пантино.
Синьор Протей! Отец велел позвать вас.
Он хмурится! Прошу, поторопитесь.
Что делать сердцу? Молвив «да» в ответ,
Сто тысяч раз воскликнуть хочет «нет»!
Уходят.
АКТ II
Милан. Комната во дворце герцога.
Входят Валентин и Спид.
(протягивая перчатку)
Синьор, перчатка ваша?
Нет, как видишь.
Мои — на мне.
А эта — ни на ком.
Жаль, что она не ваша.
Покажи-ка.
Моя! Она моя! Дай мне ее!
Божественной руки покров прелестный!
О Сильвия, Сильвия!
(во все горло)
Сильвия! Сильвия!
Ты что, дурак?
Все равно она не слышит, синьор.
Кто вас просил, синьор, звать ее?
Да вы сами, ваша милость. Или я ослышался?
Всегда ты норовишь забежать вперед.
Но вы же только вчера сказали, что я нерасторопный.
Убирайтесь к черту, синьор. Однако скажи, ты знаешь госпожу Сильвию?
Ту, в которую ваша милость влюблены?
Откуда ты знаешь, что я влюблен в нее?
По следующим признакам: во-первых, вы научились подобно синьору Протею стоять скрестив руки на груди и так смотреть, как будто вам жизнь не мила; наслаждаться любовной песней, как малиновка; бродить в одиночку, как зачумленный; вздыхать, как школьник, потерявший букварь; плакать, как девушка на могиле бабушки; поститься, как больной, посаженный на голодную диету; не спать по ночам, как богач, боящийся вора; гнусавить, как нищий на паперти. Прежде, когда вы смеялись, можно было подумать, что это кукарекает петух. Вы не шли, а гордо выступали, точно лев на прогулке. Вы постились только час после обеда. Вы грустили только при отсутствии денег. А теперь ваша возлюбленная так преобразила вас, что я на вас гляжу и не знаю: мой ли это господин?
Неужели это так заметно по мне?
Это заметно всем, кроме вас.
Кроме меня? Быть не может.
Кроме вас! И это святая истина, потому что второго такого простака в целом свете не сыщешь. И эта глупость так заполнила ваше нутро, что она поминутно выпирает из вас наружу. А когда глядишь на вас, она просвечивает, словно моча в ночном сосуде. Поэтому нужны только глаза, чтобы стать вашим врачом и распознать вашу болезнь.
Но скажи, наконец, ты знаешь мою Сильвию?
Ту, с которой вы глаз не спускаете за обедом и ужином?
Ты это заметил? Да-да, именно ее.
Нет, синьор, я ее не знаю.
Как, ты знаешь, что я с нее глаз не спускаю, а ее самой не знаешь?
Не та ли это, которую от всех придворных дам отличает уродство?
Напротив, дружище, ее отличает красота, а еще больше отличает ее нечто другое.
Вот это я знаю, синьор.
Что ты знаешь?
Знаю, что ее отличает не столько красота, сколько ваша милость.