Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
У Себа слезились глаза. Он понимал, что должен держать их открытыми, чтобы продолжать смотреть. Но также он заплатил бы очень дорого за возможность зажмуриться. Хотелось остановить фильм. Но его необходимо было досмотреть до конца.
Незнакомец избивал Ричарда, причём (Себ не мог не отметить) делал это профессионально, чтобы не оставить лишних следов и не повредить внутренние органы, но со злостью. Ричард смеялся. А мужчина за стеклом шевелил губами, и легко было прочесть: «не надо, пожалуйста».
Криминальные разборки и экшн, пусть и показанные очень неплохо,
С Джонатаном они познакомились в кафе. Чуть опустив веки, Себ продолжал следить за экраном как за позицией, которую держит второй номер. Такой расслабленный взгляд: вроде бы всё видишь, но при этом понимаешь, что дали передышку, что напряжён и сосредоточен кто-то другой.
Ричард уже не был юношей — он превратился в двойника того мужчины, который всё время оставался за стеклом. Смотреть стало неинтересно, напряжение понемногу отпускало. Все эти разговоры Ричарда и Джонатана… Себ едва ли в них верил. В самом конце Джонатан взял молоток, расколотил стекло в их с Ричардом квартире, протянул наблюдателю руку и сжал его пальцы.
По экрану поползли титры. Себ щёлкнул мышкой, закрывая окно проигрывателя, и пробормотал вслух:
— Блядь.
Других слов и реакций у него не было — тупо не осталось. Он видел в жизни очень много всяческого дерьма, но этот фильм обгонял на десяток шагов любой его личный кошмар. Он окинул кабинет доктора затравленным взглядом, отчаянно надеясь, что на глаза попадётся бутылка или что угодно, хоть сраный хрустальный графин.
Впрочем, даже будь тут целый бар, Себ понимал, что не притронулся бы к алкоголю. Ему очень сильно хотелось надраться и забыть об увиденном. Вот только как бы плохо ему не было, в гостевой спальне лежал человек, которого этот фильм раздолбал на мелкие кусочки.
Удалив файл и раздачу, Себ чуть ли не строевым шагом отправился к Джиму. Ему было плевать, насколько громко тот станет орать на него. Просто он не готов был оставить Джима один на один со «Стеклянной стеной».
Глава 61
Дарелл сидел за дверью, но Себ проигнорировал его предупреждающий взгляд и вошёл в спальню. Он обнаружил Джима стоящим у окна и медленно водящим пальцем по стеклу. После фильма от этой картины становилось тошно.
— Я устал, детка, — прошептал Джим, не оборачиваясь и не прерывая своего занятия, — так устал. В тишине колыбельная. Codail, a linbh, go s'amh… Мирно спи, дитя. Скажи, любовь моя, если ты лежишь в колыбели, скажи, любовь моя, почему тогда ты распростёрся на соломе?
— Это текст колыбельной? — спросил Себ.
— Старая ирландская песня, — отозвался Джим. — Даже не знаю, есть ли у неё нормальный перевод. Я не слышал. И не помню мелодии. Но она всё равно звучит.
Он закрыл глаза и запрокинул голову назад. На тощей шее задёргался кадык.
Себ не знал, что ответить, вообще,
Джим снова выпрямился, провёл по стеклу и спросил:
— Детка, если я прикажу убить меня, ты это сделаешь?
— Нет, — ровно ответил Себ.
— Почему?
— За суицидом не ко мне.
Ему не по себе стало от мысли о том, что Джим и правда может приказать ему это сделать.
— А если это не суицид?
— А что?
— Скажем, эвтаназия.
— Простите, но вы пока мало похожи на смертельно больного.
— Я плачу тебе не для того, чтобы ты думал, Майлс! — едко сказал Джим. — Кроме того, мы оба знаем, что это не твоя сильная черта. Если я прикажу…
— Я не стану убивать вас, Джим, — тихо отозвался Себ. Ни тон, ни обращение по фамилии его не смутили. Учитывая кино, он готов был спустить Джиму любую выходку.
— Ты убьёшь, — прошептал Джим зло, — захочешь убить. Иди ко мне, Себастиан. Не бойся, стекло тонированное. Нас никто не видит.
Себ и не боялся. Он подошёл к окну и остановился рядом с Джимом. Тот раздул ноздри, оскалился и спросил:
— Тебя никогда не удивляло, что Дэвид Блинч, аристократ-белоручка, стал заказчиком теракта? Нет, никогда. Как я и говорил, думать — не твоя сильная сторона, мой исполнительный тупой Святой Себастиан.
Себ молчал, ощущая только, что под футболкой выступает пот.
— Нет, — повторил Джим. — Дэвид Блинч и близко не подошёл бы к такой грязной теме. Что ты. Он был больше по политическим скандалам. Шепнуть кому надо пару слов, стянуть черновик со стола, передать письмо секретарю заместителя министра, да, это всё в компетенции Дэйви. Но теракт? Общение с подрывниками? Такая сложная организация? Нет, детка. Дэвид Блинч не имел никакого отношения к смерти твой дорогой Эмили. Я был заказчиком теракта. Если честно, я не знал, что твоя жена будет на борту, просто не удосужился проверить. Если бы проверил… — он хохотнул, — не знаю, отменил бы им билеты. Или нет. Я человек настроения. Ну что, детка, — он повернулся к Себу и посмотрел на него с отчаянием, — теперь ты готов меня убить?
Себ прислонился лбом к стеклу.
Ему казалось, будто он завершил двухдневный марш-бросок, причём в полном снаряжении. Тело болело, мутные мысли плавали в голове. Пришло осознание, что он толком не спал последние сутки, да и не ел ничего, не считая тех бутербродов. Помимо физической усталости ощущалась другая. У него устало что-то внутри: мозги, сознание.
— Я не буду убивать вас, Джим, — ответил он тихо, — уже нет.
— Детка, — позвал Джим. Себ повернул к нему голову, и вдруг Джим болезненно ухватился за его шею, потянул на себя и поцеловал в губы. И пока Себ пытался сформулировать хотя бы одно цензурное: «Какого хера?», — поцелуй стал резче и глубже, язык Джима коснулся его языка.