Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— Именно, — кивнул Себ, но Фоули резко повысил голос:
— Нет! — и Сью остановилась.
— Себастиан, не будь букой, — протянул Фоули. — Я могу рассказать очаровательной мисс Майлс сказку. Я очень люблю сказки.
Себ посмотрел Фоули в глаза. Он не понимал, чего тот хочет. Зачем пришёл и зачем пытается поговорить со Сьюзен. Но он надеялся, что сумеет его переубедить.
— Джим… — сказал он тихо, — Сьюзен устала. Она хочет пойти и немного отдохнуть. Не отвлекайте
Взгляд Фойли сделался странным. Себ как будто мог уловить в нём и насмешку, и скуку, и какую-то непонятную искру. Наконец, Фоули снова улыбнулся:
— Ты умеешь убеждать, Святой Себастиан. Отдыхайте оба.
Себ буквально пихнул Сью в угол, закрывая её телом, но Фоули просто прошёл мимо в прихожую. Оттуда обернулся и сказал:
— До скорой встречи, Себ. Увидимся.
Он открыл входную дверь, закрыл снаружи — и запер замок.
В тишине Сьюзен робко спросила:
— Пап… кто это был?
— Просто знакомый, — пробормотал Себ.
— У него такие глаза… как у злодея из сказки.
Точно. И не поспоришь.
Памяти Клауса Джордана
Джим пошевелил пальцами и сумел поймать крест. Острый край поцарапал кожу, и Джим застонал вслух. Хорошо. Повторил. Тактильные ощущения давали огромный кайф — просто потому что они были. Покрутив крест некоторое время, он рискнул приоткрыть глаза и тут же закрыл их снова. Шторы оказались не задёрнуты, в комнате — слишком светло.
— Я тебя убью, — пробормотал Джим непослушными губами. Онемение уже ушло, но какие-то отголоски сохранялись.
Ему никто не ответил. Открыв глаза снова, Джим понял, что он в квартире один. Пошевелил пальцами ног. Носки так и остались на месте, а вот туфли он всё-таки сумел снять. Всё тело было липким от пота. И воняло.
Поморщившись, Джим дорасстегнул рубашку и отшвырнул её в сторону. И с отвращением вспомнил, что Большого Ка он не сможет убить. Потому что он уже убил его.
Почти.
Джим снова застонал, перевернулся так, чтобы лечь на диван целиком, стянул брюки и увидел снова эту картину: Клаус вставляет пистолет в рот и нажимает на крючок. Падает на серый новый ковёр. Пачкает его кровью и мозгами. Таращится в потолок пустым взглядом.
Нет, Джим не испытал того удовлетворения, на которое рассчитывал. Вышло слишком слабо. Дело, конечно, было в самом Клаусе. Тупой бурдюк. Он умудрился испортить даже мгновение собственной смерти.
Джим выпустил крест и потёр глаза. Зрение более или менее восстановилось, и можно было бы уже встать и дойти до душа. Но пока не хватало сил.
Он снова воспроизвёл в голове сцену: комната, Клаус, за стеной — девочка под прицелом снайпера.
Снайпер. Вот кто был хорош без сомнений. Мысленно Джим переключил картинку и погрузился в неё
Джим слегка поменял ракурс.
Спереди зрелище тоже было отличное. На лице — ни одной эмоции. Разве что спокойная сосредоточенность. Моргает редко. Губы плотно сомкнуты, но не сжаты. Подбородок гладко выбрит, но всё равно видно, как должна расти щетина. Руки держат винтовку как будто совсем легко, без усилий.
Джим хотел бы знать наверняка: выстрелил бы Себастиан в девочку? Ему нравилось думать, что да. Такой совершенный инструмент должен работать без сбоев.
Но ведь Клаус тоже был хорош!
Внутри что-то сжалось, и Джим сказал вслух: «Мне обидно!»
На самом деле, конечно, нет, он был зол, и всё. Но ему могло бы быть обидно, теоретически.
Клаус изменил ему. Мудак. Что там, пара тысяч фунтов? Пара сотен тысяч? Попроси Клаус по-хорошему, Джим дал бы ему эти деньги. У него были. И ему было их совершенно не жаль.
Но Клаус решил всё усложнить, за что и поплатился.
В голове было тихо, и Джиму это не нравилось.
Продолжая крутить мысль о том, что сделал Клаус и ради чего, он нащупал пульт и включил стереосистему, позволяя вкрадчивому голосу Энтони заполнить пустоту. На фоне голоса мысли складывались стройнее.
Клаус устал возиться с ним, вот в чём причина. Он оказался таким слабаком, это здоровый и сильный Клаус.
Может, стоило убивать его медленнее. У Джима был один талантливый парень, который умел снимать с людей кожу живьём. Он не отказался бы от небольшого представления. Вот только Клаус был таким скучным, что ради него даже не хотелось возиться.
Но, сделай Джим всё красиво и как следует, сейчас, пожалуй, было бы лучше.
Оставляя музыку играть в пустой комнате, Джим ушёл в душ и долго стоял под водой, тщательно вымыл голову два раза, а когда вернулся, композиция уже сменилась. Теперь играл старик-Синатра, и Джим не стал ему мешать.
На сегодня у него ещё было много дел.
Он опять поймал крест, на этот раз избегая острого края, и потёр его. Гладкая поверхность оникса нагрелась.
Джим не хотел работать. Он ощущал себя разбитым в самом прямом смысле: как будто куски его тела, ставшего фарфоровым, разлетелись по всей комнате, а целостность — обман.
Снова рухнув фантомным телом на диван, Джим выключил музыку и активировал экран — он выехал из ниши в потолке и опустился на удобный уровень. И сразу началось воспроизведение фильма.