Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
Он вспомнил, что Джим обычно носил с собой крест, так что, возможно, Рождество было хорошей темой.
— Мы пели на Рождество, — пробормотал Джим в ответ. — Плохой, ужасно плохой мальчик… — он отрывисто засмеялся, давясь каждым звуком. — Они в сговоре, ты знаешь?
— Кто?
— Господь и Санта. Если ты расстроишь Санту, то получишь уголёк. А Господь на этих углях вскипятит котёл для тебя. Они заодно, — теперь Себ с трудом разбирал слова — ирландский акцент стал почти невыносим. И если честно, Себ, уже сомневался, что ему нравится говорить с Джимом о Рождестве.
Неожиданно
— Расскажи мне сказку, Басти.
— Я… — он хотел сказать, что не знает сказок, но это было бы наглым враньём. Конечно, он их знал. Множество, — вы слышали сказку про «Груффало» [11] ?
Джим вместо ответа издал какой-то странный звук, но кажется, это скорее было «нет», чем «да». Себ прислонился спиной к дивану, но голову запрокинуть не мог — не под его рост оказалась конструкция. Подумал, что, по крайней мере, Джим не стал просить «Очень голодную гусеницу» [12] . Сьюзен какое-то время сходила по ней с ума. Прочитав её вслух девятнадцать раз подряд, Себ с пугающим удовольствием сбежал в Ирак — на два дня раньше, чем закончился отпуск.
11
Очень популярная у английских детей сказка авторства Джулии Дональдсон. Здесь и далее — в переводе Марины Бородицкой.
12
Ещё одна популярная сказка, автор — Эрик Карл.
Себастьян и Джим, художник Саша Мышь
— Кхм… — Себ прочистил горло, припоминая начало, неторопливо принялся рассказывать сказку.
«Гулял мышонок по лесу, и вдруг лиса бежит,
А у лисы, как водится, хороший аппетит.
— Пойдём со мною, маленький, в нору ко мне пойдём,
Мы сможем там отлично позавтракать вдвоём.
— Простите, тётушка Лиса, — мышонок пропищал, —
Я завтракаю с Груффало: я твёрдо обещал».
Себ плохо видел Джима, зато отлично слышал, что его дыхание становится как будто немного ровнее. Оставалось ещё вспомнить порядок действий. Хотя, кажется, Джима успокаивал не столько смысл сказки, сколько ритм. Не сбиваясь, Себ продолжил:
«— Что там ещё за груффало? Мышонок, ты о ком?
— О, это очень крупный зверь, я с ним давно знаком:
Есть у него клыки, и когти тоже есть,
И преогромнейшая пасть, а в ней зубов не счесть.
— И где же вы встречаетесь?
— Да вон у той горушки.
Он, кстати, очень любит лис. С приправой из петрушки.
— С приправой, говоришь? Ну, мне пора домой.
Прощай, мышонок! – и лиса нырнула в лес густой».
Джим довольно хмыкнул, напомнив Сьюзен — она тоже любила этот момент и улыбалась на нём даже сквозь сон.
«— Ха, глупая лиса! Не знает ничего!
Нет никакого груффало, я выдумал его.
Гулял мышонок по лесу, и вдруг сова летит,
А у совы, как водится,
— Летим со мною, лёгонький, летим ко мне в дупло,
Там стол обеденный накрыт, там сухо и тепло.
— Простите, бабушка Сова, — мышонок пропищал, -
Я пообедать с Груффало сегодня обещал».
У Себа были сомнения насчёт того, сова там следом или змея, но он решил, что это не имеет значения, и пошёл дальше к описанию Груффало:
«Ножищи, как столбы! На них когтищи в ряд!
И бородавка на носу, а в бородавке – яд!».
Джим завозился и задрожал. Остановившись, Себ помог ему перелечь на диван и, за неимением других вариантов, накинул сверху его же мятый пиджак.
— Дальше… — слабо попросил Джим, так что Себ снова сел на пол и двинулся к змее, которая тоже не желала встречаться с воображаемым другом хитрого мышонка.
«— Ха, глупая змея, не знает ничего!
Спасибо, выдумка моя, спасибо, груффа…
…Ой!
Как этот страшный зверь сумел сюда попасть?
Какие острые клыки, чудовищная пасть!
Ножищи, как столбы… на них когтищи в ряд…
И бородавка на носу, а в бородавке – яд!
Глаза горят огнём, язык черней черники,
В шипах лиловых вся спина, и вид ужасно дикий.
Ой мама, это груффало!
Оно меня понюфало!»
Себ чуть замедлился. Дыхание Джима выровнялось окончательно, и можно было надеяться, что он уснул. Себ замолчал, но тут же раздалось сонное:
— Дальше…
Господи, это похоже на какое-то сумасшедшее дежавю. Но он всё-таки послушно продолжил:
«— Еда, — воскликнул Груффало, — сама шагает в рот!
Я положу тебя на хлеб, и выйдет бутерброд,
— Меня на хлеб? Да я такой… — мышонок пропищал, —
Я самый страшный зверь лесной, я всех тут застращал!
А ну, пошли со мною, сейчас увидишь ты,
Как от меня все звери бросаются в кусты!
— Ну что ж… ха-ха… веди! Взгляну, потехи ради.
Ты топай впереди, а я тихонько сзади».
— Сзади, — выдохнул Джим бессвязно.
«— Да это же Змея! – мышонок закричал. –
Привет, не виделись сто лет, я даже заскучал!
Змея сказала: «Мамочки! На помощь! Караул!»,
Под кучу брёвен заползла – и только хвост мелькнул».
Что там было с лисой и совой, Себ забыл. Зато он отлично помнил концовку и перешёл к ней:
«— Ну вот, – сказал мышонок, — не правда ли, теперь
Ты убедился, что в лесу я самый страшный зверь?
Но я проголодался… Эх, что ни говори,
Всего вкуснее груффало с орешками внутри!
— С орешками внутри? Да это страшный сон!
И зверь пустился наутёк, и в чаще скрылся он.
Сидит мышонок на пеньке, орешками хрустит:
Ведь он сегодня нагулял отличный аппетит».
И вот теперь Себ был почти уверен, что Джим спит. Привычно-чутким слухом он пытался уловить, не раздастся ли шевеления, но нет. И просьб продолжать тоже больше не следовало.
Выдохнув, Себ сгорбился, уронил голову на колени и закрыл глаза, пытаясь снова в воображении нарисовать мягкий белый песок, океан, красивых девушек и стакан мохито.