Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— Пап… — протянула Сьюзен со своего места, — пап, можно я что-то спрошу?
— Конечно, — отозвался Себ и обернулся к ней. Она поджала под себя ноги, обхватила руками худые острые коленки и смотрела куда-то в пол.
— Ты меня любишь? — спросила она быстро.
Себ чуть не поперхнулся чаем, встретился с дочерью взглядом и понял, что вопрос задан не для того, чтобы напроситься на ласку, а серьёзно. И кажется, Сьюзен долго собиралась с силами, чтобы его задать, и выпалила сразу, как только нашла достаточно смелости. Поэтому, вместо встречного вопроса,
— Люблю. Больше всех в мире.
На лице Сьюзен расцвела улыбка — кажется, только что своим ответом он разрешил какой-то внутренний конфликт.
— А почему ты спрашиваешь?
— Просто… — уклончиво ответила Сью, снова утыкаясь в телефон. Себ прислушался: посторонних в доме пока не было, значит, пара минут в запасе у него имелась. Он отставил на подлокотник чашку и блюдце с печеньем, пересел к Сьюзен на диван, взял её за подбородок и поднял голову так, чтобы она была вынуждена смотреть ему в глаза.
— Откуда идея, что я могу не любить тебя? — спросил он тихо, но настойчиво. Ему было важно понять: либо он сам сделал что-то не так, либо кто-то что-то не то сказал.
Сью попыталась высвободиться, но не слишком настойчиво: отлично знала, что этот номер не пройдёт. Вздохнула.
— Джулия так говорит.
Джулия Харрис, значит? Кажется, она не первый раз говорит какую-то ерунду, в которую Сьюзен верит.
— Вот как, — заметил он задумчиво, — а ей это с чего пришло в голову? — он отпустил подбородок Сьюзен, но она и сама не опускала голову. Себ вглядывался в её большие голубые глаза, удивительно похожие на его собственные, только обрамлённые пушистыми тёмными ресницами, и пытался угадать её мысли.
— Она говорит… — Сью потянула палец в рот и прикусила ноготь, — раз ты со мной не живёшь…
Себ мягким движением отнял её руку ото рта и мысленно сосчитал до пяти, задерживая дыхание. Потом обратно. Нет, он всегда знал, что чем старше Сьюзен будет становиться, тем более сложные вопросы у неё будут появляться, и тем острее будут проблемы. Но всё равно каждый вопрос подобного рода ставил его в тупик. Заглядывать в будущее и вовсе было страшно: ведь там, ко всем возможным обидам, к недопониманию, страхам и сомнениям добавится подростковая замкнутость. И Сьюзен уже не будет так открыто признаваться в том, что её тревожит.
— Если честно, сейчас не лучшее время для этого обсуждения, — сказал он откровенно, — но раз пока гостей нет… Давай попробуем поговорить.
«Видишь ли, я предпочитаю иметь собственный дом, потому что у меня есть сейф с оружием, от которого тебе надо держаться подальше, а ещё иногда мне после работы мерзко от самого себя, и тебе не нужно об этом знать. И, знаешь, время от времени я вожу домой посторонних женщин», — он закончил мысленную тираду и попытался извлечь из неё хотя бы что-то, доступное для понимания Сьюзен. Не сумел.
— Это трудно объяснить, да? — спросила Сьюзен, повторяя его любимую в подобных ситуациях фразу.
— Очень… — признался Себ, — пытаюсь ответить так, чтобы ты поняла.
— Я не маленькая, я пойму! — фыркнула
— Пока маленькая, — вынес он вердикт, — но умная. Но мне нужно найти способ объяснить тебе это так, чтобы ты поняла.
Сью скривилась, не слишком-то довольная таким компромиссом, но Себ не дал ей возразить:
— Ещё поспорим, и я вообще не успею ничего сказать, потому что придут гости.
— Ладно…
— Дело в моей работе, — наконец, решился он, — ты в школу ходишь по расписанию. А я на работу — в любое время дня и ночи. Мне могут звонить, когда все спят. Иногда приходят в гости — тоже поздно. Для тебя и для бабушки это будет очень тяжело, вы не будете нормально высыпаться, а я буду переживать, что мешаю вам.
Интересно, это вообще понятно вышло?
— Поэтому я не живу вместе с вами. Мне нужен отдельный дом. Но это никак не мешает мне любить тебя, — видимо, всё-таки понятно, потому что Сьюзен явно расслабилась, перестав пытаться погрызть ногти, и подскочила:
— Пришли, слышишь?
Себ слышал: и голоса, и шаги, и хлопанье дверей, и приветственные восклицания, и детский смех.
Сьюзен кинулась в коридор — встречать друзей, а Себ посмотрел на кресло и остывший чай, но без сожаления. Этот разговор стоил любого отдыха. А потом всё-таки закинул в рот недоеденную половинку печенья, прожевал — и тоже пошёл встречать прибывших.
Александр: седьмая часть
Если бы они не сидели в строгом, холодном, официальном кабинете Елены, буквально высасывающем все эмоции, Александр не был бы уверен, что сможет сдержаться. Слёзы стояли в горле, душили. Руки ходили ходуном, пока он просматривал фотографии одну за другой.
Это было то самое место, которое он выбрал для съёмок девять лет назад, и оно совершенно не изменилось. И та самая картина: рыжая девушка с простреленной головой, её черноволосая подруга, в отчаянии упавшая на колени возле тела.
Позднее Александру рассказали, что он допустил ошибку в этой сцене. Снайпер, настоящий, профессиональный снайпер, каким представал главный герой, не стал бы стрелять в голову — слишком велик шанс промахнуться, голова находится в движении, и убрать её с траектории полёта пули куда проще, чем весь корпус. Поэтому профессионалы предпочитают стрелять в сердце, а в голову добивать, если нужно. В общем, вышла красивая, тяжёлая бессмыслица.
Теперь она ожила.
И нашёлся где-то профессиональный снайпер, который сделал этот выстрел в голову, точно повторяя сцену из фильма.
— По крайней мере, — заметила Елена после долгого молчания, за время которого Александр трижды просмотрел снимки и как минимум дважды сумел сдержать рыдания, — теперь мы точно знаем мотив. Можно прекращать изучать биографию мистера Спенсера и искать его несуществующих врагов. Этот эпизод… — она сцепила пальцы в замок, — очевидно показывает, что преступник старается задеть именно тебя.