Двадцать лет спустя (иллюстрации Боже)
Шрифт:
— Рассудите нас, — сказал гасконец, наливая Портосу стакан до краев. — Когда выпьете, вы скажете нам ваше мнение.
Портос осушил стакан одним глотком, поставил его на стол и вытер усы.
— О чем? — спросил он.
— Да вот господин Бражелон, — отвечал д’Артаньян, — во что бы то ни стало хотел помочь аресту Бруселя, и я с трудом удержал его от защиты Коменжа.
— Черт возьми! — произнес Портос. — Что сказал бы опекун, если бы узнал это?
— Вы видите! — воскликнул д’Артаньян. — Нет, фрондируйте, мой друг, фрондируйте и помните, что я заменяю графа во всем.
Он звякнул своим кошельком, затем, обратясь к Портосу, спросил:
— Вы поедете со мной?
— Куда? — отвечал Портос, наливая себе второй стакан вина.
— Засвидетельствовать наше почтение кардиналу.
Портос проглотил второй стакан с таким же спокойствием, как и первый, взял шляпу, оставленную им на стуле, и последовал за д’Артаньяном.
Рауль же, совершенно ошеломленный тем, что он слышал, остался дома, так как д’Артаньян запретил ему выходить из комнаты, пока волнение в народе не уляжется.
Часть вторая
Глава 1
Нищий из церкви Святого Евстафия
Д’Артаньян нарочно не отправился с Коменжем прямо в Пале-Рояль, чтобы дать ему время сообщить кардиналу о выдающихся услугах, которые он, д’Артаньян, вместе со своим другом, оказал в это утро партии королевы.
Поэтому оба они были великолепно приняты кардиналом, который наговорил им кучу любезностей и намекнул, между прочим, на то, что оба они находятся уже на полпути к тому, чего добиваются, то есть д’Артаньян — к чину капитана, а Портос — к титулу барона.
Д’Артаньян предпочел бы всему этому деньги, так как он знал, что Мазарини щедр на обещания, но туг на их исполнение, и потому считал, что посулами кардинала не прокормишься; однако, чтобы не разочаровать Портоса, он сделал вид, что очень доволен.
В то время как два друга были у кардинала, королева вызвала его к себе. Кардинал решил, что это отличный случай усилить рвение обоих своих защитников, доставив им возможность услышать изъявление благодарности от самой королевы. Он знаком предложил им последовать за собой. Д’Артаньян и Портос указали ему на свои запыленные и изодранные платья, но кардинал отрицательно покачал головой.
— Ваши платья, — сказал он, — стоят больше, чем платья большинства придворных, которых вы встретите у королевы, потому что это ваш боевой наряд.
Д’Артаньян и Портос повиновались.
В многочисленной толпе придворных, окружавших в этот день Анну Австрийскую, царило шумное оживление, ибо как-никак одержаны были две победы: одна над испанцами, другая над народом. Бруселя удалось спокойно вывезти из Парижа, и в эту минуту он находился, вероятно, уже в Сен-Жерменской тюрьме, а Бланмениль, которого арестовали одновременно с Бруселем, но без всякого шума и хлопот, был заключен в Венсенский замок.
Коменж стоял перед королевой, расспрашивавшей его о подробностях экспедиции. Все присутствующие внимательно слушали, как вдруг отворилась дверь и следом за кардиналом в залу вошли д’Артаньян и Портос.
— Ваше величество, — сказал Коменж, подбегая к д’Артаньяну, — вот кто может все рассказать вам лучше, чем я, так как это мой спаситель. Если бы не он, я бы сейчас болтался в рыбачьих сетях где-нибудь около Сен-Клу, ибо меня хотели не более не менее, как бросить в реку. Рассказывайте, д’Артаньян, рассказывайте!
С тех пор как д’Артаньян стал лейтенантом мушкетеров, ему не менее сотни раз приходилось бывать в одной комнате с королевой, но ни разу еще она с ним не заговорила.
— Отчего же, сударь, оказав мне такую услугу, вы молчите? — сказала королева.
— Ваше величество, — отвечал д’Артаньян, — я могу сказать только, что моя жизнь принадлежит вам и что я буду истинно счастлив в тот день, когда отдам ее за вас.
— Я знаю это, сударь, знаю давно, — сказала Анна Австрийская. — Поэтому я рада, что могу публично выразить вам мое уважение и благодарность.
— Позвольте мне, ваше величество, — сказал д’Артаньян, — часть их уступить моему другу, как и я, — он сделал ударение на этих словах, — старому мушкетеру полка Тревиля; он совершил чудеса храбрости.
— Как зовут вашего друга? — спросила королева.
— Как мушкетер, — сказал д’Артаньян, — он носил имя Портоса (королева вздрогнула), а настоящее его имя — кавалер дю Валлон.
— Де Брасье де Пьерфон, — добавил Портос.
— Этих имен слишком много, чтобы я могла запомнить их все; я буду помнить только первое, — милостиво сказала королева.
Портос поклонился, а д’Артаньян отступил на два шага назад.
В эту минуту доложили о прибытии коадъютора.
Раздались возгласы удивления. Хотя в это самое утро коадъютор произносил в соборе проповедь, ни для кого не было тайной, что он сильно склоняется на сторону фрондеров. Поэтому Мазарини, попросив парижского архиепископа, чтобы его племянник выступил с проповедью, очевидно, имел намерение сыграть с г-ном де Рецем шуточку на итальянский манер, что всегда доставляло ему удовольствие.
Действительно, едва выйдя из собора, коадъютор узнал о случившемся. Он, правда, поддерживал сношения с главарями Фронды, но не настолько, чтобы ему нельзя было отступить в случае, если бы двор предложил ему то, чего он добивался и к чему его звание коадъютора было только переходной ступенью. Г-н де Рец хотел стать архиепископом вместо своего дяди и кардиналом, как Мазарини. От народной партии он вряд ли мог ожидать таких подлинно королевских милостей. Поэтому он отправился во дворец, чтобы поздравить королеву с победой при Лансе, решив действовать за или против двора, в зависимости от того, хорошо или плохо будут приняты его поздравления.