Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
Шрифт:
Канадец, который рассчитывал привести в исполнение свои проекты в Мексиканском заливе, — или достичь земли, если подойти к одному из многочисленных судов, совершающих рейсы между островами, — был разочарован и очень недоволен. Бегство могло быть удачным, если бы Неду Ленду скрытно от капитана удалось овладеть шлюпкой. В открытом океане нечего было и помышлять о бегстве.
Канадец, Консель и я по этому предмету имели очень длинный разговор. В течение шести месяцев мы были пленниками на борту «Наутилуса». Мы прошли семнадцать тысяч лье и, как говорил Нед Ленд, не имели ни малейшего основания рассчитывать, что наше плавание когда-либо закончится. Канадец сделал мне предложение, которого я никак не ожидал. Оно заключалось в постановке следующего категорического вопроса капитану Немо: рассчитывает ли капитан держать нас вечно на своем «Наутилусе»?
Это предложение я считал неподходящим. Успеха оно, по моему мнению, не могло иметь. Мы должны были рассчитывать не на капитана Немо, а на самих себя. К тому же за последнее время этот человек сделался мрачным, сосредоточенным и менее общительным. По-видимому, он избегал меня. Я встречал его весьма редко. Прежде он охотно объяснял мне подводные чудеса, теперь же предоставлял меня моим занятиям и не входил в салон.
Почему в нем произошла такая перемена? Какая этому причина? Быть может, наше присутствие на его судне ему надоело и он стал тяготиться нами? Нет, этого не могло быть, так как мы пользовались прежней свободой, хотя и относительной, вроде той, какой пользуется заключенный в крепости с правом гулять по крепостному двору. Не обратиться ли мне и в самом деле к этому загадочному человеку с просьбой отпустить нас на свободу и высадить на какой-нибудь остров, хотя бы и необитаемый. Но я не надеялся, что и эта просьба будет исполнена. Я никак не мог допустить, чтобы такой человек решился отпустить нас на свободу.
Я попросил Неда дать время на размышление и пока не действовал.
Но помимо всего этого, сама просьба нас освободить была до некоторой степени рискованным поступком. Капитан Немо мог рассердиться, что отразилось бы на нашем положении: оно ухудшилось бы и проекты Неда Ленда рухнули. Причем я должен заявить, что мы не могли даже сослаться на плохое состояние нашего здоровья. Если не считать тяжелого испытания, которому мы подвергались около Южного полюса, когда были затерты льдом, мы никогда в жизни не чувствовали себя так хорошо, как теперь. Здоровая атмосфера, превосходная питательная пища, правильная жизнь, равномерная температура, постоянно поддерживаемая внутри судна, — все это не могло не действовать весьма благоприятно на наш организм. Я вполне сознавал, что существование в таких условиях вполне возможно для людей, порвавших всякую связь с землей. Здесь капитан Немо всюду у себя дома, он идет, куда хочет, подчиняясь особым законам, таинственным для прочих, и достигает своей цели. Да, я это понимаю. Но мы, мы не порывали связи с человечеством. Что касается лично меня, то я вовсе не желал быть похороненным вместе с теми интересными работами, которые мною были сделаны во время плавания на «Наутилусе». Теперь я имею возможность написать правдивую книгу о море и желаю, чтобы эта книга рано или поздно вышла в свет.
И здесь, в Антильских водах, плывя под водой на глубине десяти метров, смотря в окно салона, сколько я вижу интересных существ, наблюдения над которыми я заношу в свои заметки. Среди зоофитов я встречаю галеры, известные под названием сифонофоры-физапии, они имеют вид больших продолговатых пузырей с перламутровым отливом, распускают по ветру свою перепонку и спускают в воду голубоватые щупальца, словно шелковые нити; медузы, очень красивые с виду, но жгущие, как крапива, так как выделяют едкую жидкость, когда до них дотрагиваются. Между членистоногими часто встречались аннелиды в полтора метра длиной, с розоватым хоботом и снабженные тысячью семьюстами двигательными органами. Извиваясь в волнах, точно змеи, они сверкали всеми цветами солнечного спектра, когда плыли перед нами. Из отдела рыб мне пришлось наблюдать огромных скатов длиной в десять футов и весом в шестьсот фунтов, с треугольным грудным плавником, несколько выпуклой посредине спиной; глаза у них находятся на передней оконечности головы; плывя, они казались обломками разбитого корабля и часто вплотную приставали к стеклу. Встречались и балисты американские, которых природа нарядила в два цвета — белый и черный; длинные и мясистые гобии с желтыми плавниками и выдвинутой челюстью; карифены длиной в шестнадцать дециметров, с короткими и острыми зубами, мелкой чешуей, причисляемые к виду albicores. Затем упомяну краснобородок, плывших стаями, в корсетах из золотых поясков и с сияющими плавниками. Эти интересные рыбки походили на художественно отделанные вещицы, в древности они были посвящены Диане, и их держали у себя в бассейнах богатые римляне; про них существовала даже поговорка: тот, кто их держит, не ест их. Наконец, золотые помаканты, одетые словно в бархат и шелк и украшенные изумрудными полосками, проходили перед нашими восхищенными взорами, точно синьоры Веронезе; красные сиги с острыми нагрудными плавниками порывисто рассекали воды; серебряные селены, достойные своего названия, сияли лунным блеском.
А сколько еще других чудесных и новых экземпляров пришлось бы мне наблюдать, если бы «Наутилус» мало-помалу не опускался бы в более глубокие слои воды. Наклонные плоскости увлекали его в глубину от двух до трех тысяч пятисот метров. И тогда здесь представителями животного царства являлись только морские звезды, прелестные прентакины, «головки медузы», у которых стебель поддерживал маленькую чашечку, и другие.
20 апреля мы поднялись и держались на глубине около полутора тысяч метров. Ближайшей землей оказался архипелаг Лукайских островов, словно вымощенный на поверхности моря. Там поднимались высокие подводные скалы и почти прямые стены, выровненные водой из обломков, расположенных на широких основаниях; местами чернелись расселины, до дна которых не проникали электрические лучи «Наутилуса». Эти скалы были окутаны огромными ламинариями, гигантскими фукусами и представляли настоящую изгородь, достойную мира титанов. Пораженные грандиозностью размеров этих растений, я, Консель и Нед Ленд весьма естественно завели речь о гигантских животных, живущих в море. Однако за окнами «Наутилуса», почти стоявшего на месте, я мог подметить в этих длинных волнах только крупных представителей из отдела членистых — длинноногих крабов лилового цвета, весьма распространенных в водах, омывающих Атлантические острова.
Было около одиннадцати часов, когда Нед Ленд обратил мое внимание на сильное как бы кипение воды, происходившее между большими водорослями.
— Это настоящие пещеры осьминогов, — сказал я, — и я ничуть не удивлюсь, если увижу здесь этих чудовищ.
— Как, — воскликнул Консель, — кальмаров, простых кальмаров, из класса головоногих?
— Нет, — ответил я, — осьминогов больших размеров. Но друг Нед, должно быть, ошибается; я больше ничего не вижу.
— Сожалею, — заявил Консель. — Я бы также очень хотел увидеть вблизи одного из этих осьминогов, про которых говорят, что они могут утащить в морские бездны корабли. Эти животные называются крак…
— Крак… и достаточно, — заметил канадец.
— Кракенами, — продолжал Консель, не обращая внимания на своего друга.
— Никогда не поверю, чтобы могли существовать такие животные! — воскликнул Нед Ленд.
— Отчего же нет? — спросил Консель. — Ведь верили же мы в нарвала его милости.
— Мы ошиблись, Консель, — поспешил я оправдаться.
— Конечно, но, вероятно, другие продолжают верить.
— Весьма вероятно, но я, со своей стороны, решил не верить в существование таких чудовищ, пока не проанатомирую одного из них.
— Следовательно, — обратился ко мне Консель, — господин не верит в существование огромных осьминогов?
— Да кто же, черт возьми, когда-нибудь в них верил! — вскрикнул канадец.
— Очень многие люди, — стоял на своем Консель.
— Только не рыболовы. Ученые — это может быть!
— Извините, Нед, и ученые, и рыболовы!
— Но я, который вам это говорил, — продолжал Консель самым серьезным тоном, — я отлично помню, что видел большое судно, увлеченное в глубину таким головоногим.
— Вы… вы это видели? — спросил канадец.
— Да, Нед.
— Вашими собственными глазами?
— Собственными глазами.
— Где, не соблаговолите ли сказать?
— В Сен-Мало, — продолжал невозмутимо Консель.
— В гавани? — спросил иронично Нед Ленд.
— Нет, в церкви, — ответил Консель.
— В церкви? — воскликнул изумленный канадец.
— Да, друг Нед! Это была картина, представлявшая того самого осьминога, о котором идет речь.
— Отлично! — воскликнул Нед, разражаясь хохотом. — Господину Конселю желательно дурачить меня.
— Нет, он прав, — сказал я. — Я сам слышал об этой картине; ее сюжет заимствован из одной легенды, а вы знаете, какое имеют значение легенды в естественной истории. К тому же, когда говорят о чудовищах, то всегда поддаются игре воображения. И я вам скажу, что не только утверждали, что осьминог может утащить на дно моря корабль, но известный Олаф Великий говорил об одном головоногом длиною в милю, который скорее походил на остров, чем на животное. Рассказывают также, что епископ Нидросский поставил однажды алтарь на огромной скале. Когда обедня окончилась, скала двинулась и ушла в море: скалой оказался осьминог.