Двадцатое июля
Шрифт:
Врач снова принялся штопать соотечественника, но теперь намного деликатнее.
— Кто же ты, братец? — еле слышно прошептал он.
— Свой.
— Своих в гестапо не лечат.
— Всякое бывает.
Удар по почкам заставил врача согнуться пополам.
— Вам было приказано молчать. — Гестаповец сделал шаг назад: — Господин раненый, вас это тоже касается.
Врач распрямился, поморщился:
— Умеют бить, гады.
Чтобы обработать обе раны и перебинтовать их, доктору понадобилось полтора часа.
Потом Куркова подняли, взяли под руки и буквально
Мюллер сидел за столом. Один. Когда Куркова усадили на стул, группенфюрер встал, подошел ближе и внимательно осмотрел перевязанное плечо.
— Эскулап все правильно сделал? — обратился он к охране. — Кто знает? — Эсэсовцы молчали. — Свободны. Хирурга в камеру. До особого распоряжения. — Оставшись наедине с Курковым, Мюллер повернул его лицом к себе: — А для вас, молодой человек, у меня имеется интересное предложение. — Он извлек из заранее приготовленной папки фотографию: — Узнаёте?
Сергей посмотрел на глянцевое изображение и почувствовал, что сознание вот-вот покинет его. На снимке, сделанном, судя по всему, недавно, прямо ему в глаза испуганно смотрела Наташка. Сестренка, вывезенная немцами два года назад в Германию. «Нашли, сволочи, — обожгла голову мысль. — Но как?! Кто мог им сказать о ней? Ведь никому, никогда, ни слова…»
— Не думайте о том, кто нам сообщил о вашей сестре. Главное, что мы ее нашли. Как вы думаете, зачем я приказал привезти ее в Берлин? И посадил в камеру. Вы ведь не сомневаетесь в том, что я говорю правду?
— Нет, — прохрипел Курков. — Зачем она вам?
— Вопросы здесь задаю я. А вы будете спрашивать только с моего разрешения. Меня же в данный момент интересует, почему вы умолчали о том, что ваша близкая родственница находится у нас? В рейхе.
— Я не знал об этом.
— Ложь.
— Подтвердить мне свои слова нечем.
— Согласен. Но мне ваши подтверждения и ни к чему. Меня ваша сестра интересует исключительно в виде страховки.
— У меня кружится голова. — Курков почувствовал, как стул буквально уплывает из-под него.
— Пройдет. Просто вы потеряли много крови. Оттого и слабость. — Мюллер протянул солдату стакан с водой. — Курков, вы должны вернуться в Россию.
— Что? — Сергею показалось, что он оглох. — Что вы сказали?
— Вы должны вернуться в Советский Союз. — Мюллер открыл вторую папку: — Я не шучу. И времени уговаривать вас у меня нет. Подготовку вы прошли хорошую. С заданием справитесь. А чтобы у вас не появилось желания сдаться первому же русскому, то помимо вашей сестры, которую мы, естественно, в тот же день, как вы сдадитесь, расстреляем, я передам русским еще и некоторые материалы. Вам не помешает с ними ознакомиться.
Во второй папке хранились фотографии самого Куркова. Вот он расстреливает политработника и двух солдат. На следующем снимке получает орден из рук Геринга. Газета. И опять же с его фотографией.
Мюллер, увидев, сколь брезгливо Курков взял в руки последний снимок, добавил:
— Кстати, есть еще и киносъемка данного события. Со всеми деталями.
Голос. Только бы не подвел голос.
— Что вы от меня хотите?
А в голове билась другая мысль: «Надо связаться с "Бертой”. Сказать, чтобы он срочно сообщил в Москву обо всем, что со мной произошло. И не дай бог, если с Кимом или Старковым что-то случилось за то время, пока я нахожусь в Германии. Один я никому не докажу, что выполнял приказ. Никто мне не поверит. Только бы Старик с Кимом были живы! А если нет? Вдруг они погибли при бомбежке?».
Холодный пот выступил на лбу Сергея. В таком случае ему конец.
— А теперь о том, чего мы хотим от вас, — невозмутимо продолжал между тем Мюллер. — Вы должны добраться до рижского берега. Вплавь. На той самой «торпеде», которую освоили в отряде Скорцени. Взять с собой обмундирование, оружие и все самое необходимое. Прибыть в Москву. Прийти по адресу, который вам укажут. Оружие, естественно, предварительно спрятать в укромном месте. И так, чтобы им можно было воспользоваться незамедлительно. Сразу после получения приказа.
О том, как Курков укротил торпеду, группенфюреру во всех подробностях доложил Литценберг. Именно ему принадлежала идея переправить диверсанта через линию фронта по воде.
Курков осушил второй стакан воды, любезно поданный ему хозяином кабинета, и со стуком поставил его на стол:
— Я должен совершить террористический акт?
Мюллер погрозил указательным пальцем:
— Всему свое время. Подробности узнаете там, в России. А сейчас готовьтесь к отъезду. Приведите себя в порядок. Примите пищу. Мы выезжаем через час.
— Я хочу увидеться с сестрой.
— Нет.
— Хотя бы издалека.
Мюллер думал буквально несколько секунд. Приняв решение, крикнул:
— Гюнтер! — В дверном проеме показался секретарь. — Сопроводи гостя вниз. Камера № 6. Пусть посмотрит на узника. В глазок. Никаких встреч. Никаких разговоров. Потом доставить ко мне. И позвоните на аэродром. Мне нужен самолет. Через час.
Когда русского увели, Мюллер набрал номер внутреннего телефона:
— Литценберг, перезвоните дяде. Пусть не беспокоится. Племянник возвращается. Передайте, что он посетит его с третьего по пятое августа.
К старушке гости нагрянули нежданно-негаданно. Открыв дверь отмычками, они в количестве трех человек прошли внутрь квартиры. Пожилая женщина сидела в кресле-качалке и дремала. На ее немощных ногах лежал старый кот. Один из вошедших схватил старушку за шею, а второй рукой зажал ей рот, чтобы не закричала. Двое других быстро осмотрели помещение, проверяя его на наличие свидетелей. Кроме старухи и кота, никого больше в доме не было.
— Мы не грабители, — зашептал женщине на ухо старший, — нас интересует только один вопрос: по какому номеру вы передавали информацию тому мужчине, который вам заплатил? Я сейчас уберу руку от вашего рта, и вы тихонько назовете номер его телефона. Кричать не надо. Иначе будет больно. Очень больно. — Мужчина чуть разжал пальцы. — Вы меня хорошо поняли? — Женщина утвердительно затрясла головой. — Я убираю руку. — Пальцы разжались.