Две фантастические повести
Шрифт:
Он прошел в читальный зал, приблизился к небольшому экрану, нажал кнопку, повернул какой-то рычаг и сел напротив.
Экран передавал ему о последних событиях. Американец нетерпеливо топал ногой, пока перед его глазами проходили картины каких-то плантаций, затем бури на море, каких-то автомобильных гонок и впился в экран лишь тогда, когда он стал передавать о последних событиях в стране, из которой ехал Виддуп.
Да, вот где были сенсации! Вот где они валялись на каждом шагу, и стоило только нагнуться, чтобы поднять их! Убийство американского президента. Неслыханная забастовка на всех заводах, основанных еще сотню лет назад самим Генри Фордом! Мексика во главе революционного объединения всего Нового Света!
А Виддуп, Виддуп… Конечно, его нет там! Всегда, всегда он не там, где должен быть!
— Как не везет, как каторжно не везет! — шептал незадачливый репортер, в отчаянии хватаясь за голову.
II. Случайная находка
Днепр от Херсона до самого Запорожья был весь как бы в гранитном панцире, сдавленный, обузданный человеческой волей. Утром, когда инженер Ларский поднялся на палубу, чтобы впервые при дневном свете рассмотреть днепровскую панораму, по берегам потянулись огромные стеклянные корпуса запорожских алюминиевых заводов. Молодой инженер очень хорошо знал, что только создание источника дешевой энергии Днепростроя позволило построить в первой социалистической республике алюминиевые заводы таких масштабов. Ведь алюминий потребляет бесконечно много топлива и энергии.
Справа и слева, точно непосредственно вырастая из берега, виднелись новые города, из которых ни одному не могло быть больше семи или восьми десятков, лет, ибо всех их вызвало к жизни то прославленное и мощное сооружение, к которому все ближе и ближе подходил пароход «Эпоха», заканчивая свой долгий маршрут из Нью-Йорка в Киев.
Утро вставало розовое, легкое. Солнце наполняло реку ярким сиянием, отчего казалось, что в ней плавают золотые прозрачные круги. Пассажиры высыпали на верхнюю палубу. Они почти не отходили от перил, обмениваясь впечатлениями.
Мало кто из них ехал в деловую поездку, Большинство пользовалось этим рейсом, как средством отдыха. И Виддуп был почти единственным человеком, который, вовсе не преследуя цели отдыха, решился ехать в далекую УССР морем и по Днепру, вместо того, чтобы воспользоваться комфортабельной кабинкой пассажирского аэроплана.
Утром он был на палубе, как и все, и с тщетной надеждой смотрел на расстилавшиеся перед его взором берега, которые дышали мирным трудом и спокойной жизнью и не сулили неудачливому репортеру пищи для необыкновенных сенсаций.
Во время завтрака, сидя за табльдотом, Виддуп неожиданно затеял разговор на тему, которая, очевидно, мучила его в последний момент. Потеряв последние надежды на сенсации в области, так сказать, «пространства», он неожиданно стал возлагать их на время.
Отпив несколько глотков кофе, он неожиданно обратился к пожилому соседу, спокойному немцу, севшему на пароход лишь в Одессе.
— Не правда ли, как странно, — сказал он, — невозможно подумать без волнения: еще год, другой — и от двадцатого века не останется и следа!
Немец с удивлением взглянул на него, неопределенно промычал что-то в ответ и недоуменно пожал плечами.
Виддуп смутился. Оставив в покое немца, он обратился к Ларскому:
— Смотрите!
Он вытащил из кармана блокнот, карандаш, вырвал листик бумаги и взволнованно начертил на нем:
— 2001 год!
И с торжествующей улыбкой поднял листик с цифрой над столом.
— Ну и что же? — спросил его Ларский.
— Как что?! — воскликнул американец. — Неужели вас не волнует эта календарная цифра? Ведь это случается только однажды в сто лет! У меня вот такое чувство, что непременно что-то должно случиться, когда меняется век. Подумайте! Сейчас 1999 год. Еще несколько месяцев — и мы уже будем говорить: в прошлом двадцатом веке!
И он обвел торжествующим взглядом сидевших за столом пассажиров, из которых одни с удивлением, другие с улыбкой поглядывали на него.
Увы, он и тут не был понят! Эффект, который он собирался произвести неожиданным напоминанием о конце двадцатого века, не удался, и Виддуп смущенно и молчаливо принялся допивать свой кофе.
Прежде чем завтрак был окончен, сверху раздался чей-то возглас:
— Хортица!
Любопытные поднялись наверх.
Хортица — в самом деле наиболее любопытное место из всего, чем богат Днепр.
— О, — воскликнула жена инженера Ларского, — ведь это тот самый остров, который когда-то описывал Гоголь!
— Еще бы, еще бы! Помните Тараса Бульбу?
— Да, но что осталось от прошлого? Растянувшийся километров на пятнадцать в длину, по форме напоминающий гигантскую горбатую рыбу, остров разделял Днепр на два русла.
Несколько десятков лет назад только одно из них было судоходно. Некогда зеленый тихий остров, бывший много веков назад Запорожской Сечью — центром казачества Запорожья, ничем, ничем не напоминал о прошлом.
Перед глазами пассажиров поднимался гигантский город, окруженный со всех сторон глубокой рекой. В просторный порт входили океанские пароходы, из которых одни поднимались вверх, другие спускались вниз по течению, отправляясь в путь, только что пройденный пароходом «Эпоха».
Перед глазами пассажиров поднимался гигантский город, окружённый со всех сторон глубокой днепровской водой… Тяжелый мост, связывал остров с Запорожьем… Над Днепром проходила подвесная электрическая дорога…
Тяжелый мост на быках связывал остров с Запорожьем, раскинувшимся на правом берегу Днепра. Над Днепром, соединяя островной город с береговым, в воздухе тянулась висячая электрическая дорога, и маленький закрытый вагон, подвешенный к эстакаде, весело пробегал над рекой.
Пассажиры с палубы смотрели на него, поднимая голову кверху.
Медленно и долго грузная «Эпоха» входила в Хортицкий порт.
Виддуп отказался сойти на берег, как и в Херсоне.
В полдень Ларский с женой и пассажиры вернулись на палубу, и инженер журил американца: