Две канистры бензина

Зайцева Мария

Дерил подавил дикое желание заорать и разъебать о стену любимый арбалет. Это потом. Все потом. Сначала он найдет эту дурную кошку, слишком в себя поверившую.

7

Эви сидела на дереве, разглядывая скребущих ствол мертвецов. Вот это она попала. О чем думала только?

Ни о чем. Ни о чем она не думала, кроме того, как уйти подальше и побыстрее.

Ушла. Недалеко и не быстро.

Все-таки за две недели полной, абсолютной защищённости от ужасного внешнего мира она расслабилась.

Эви и до этого до конца не осознавала происходящее, мертвецов видела только из окон квартиры и машины, а потом совсем не видела, потому что Диксон ее из постели почти не выпускал, какие уж тут ужасы окружающего мира.

Все это время, проведенное в постоянном возбужденном состоянии, сладком, мучительном дурмане, Эви все-таки не оставляла мысль. О побеге.

Об избавлении.

Как странно!

Она готова была терпеть Дерила, когда ей совершенно не нравился секс с ним, и хотела сбежать теперь, когда с ума сходила от него. От того, что он с нею вытворял. От того, что она вытворяла.

Потому что самое страшное, что могло с ней случится, это потеря себя. Своего внутреннего "я", своего мира.

Она готова была мириться с вторжением в ее тело, но не в душу. А все к тому шло.

Этот немногословный грубый мужчина приручал ее, как кошку, привязывал сладкими реакциями тела, поощрял хорошее поведение таким наслаждением, которого Эви никогда и не испытывала. И, пожалуй, не хотела испытать. Не хотела знать себя такой. Безумной. Текущей. Развратной. Глупой. Зависимой.

Эви боялась этого. Боялась того, насколько изменилось ее отношение к Дерилу. Ведь он вел себя так же, абсолютно так же, как прежде! Был таким же грубым, насмешливым засранцем, так же требовал от нее еды и секса. И, наверняка, его отношение к ней тоже не изменилось. Подстилка, купленная за две канистры бензина.

Она не могла, просто не могла больше быть с ним рядом. Осознавать, что смотрит на него по-другому, что думает о нем постоянно, что хочет его невозможно как. Осознавать, что ждет от него какой-то другой реакции, другого поведения. Просто потому, что он делает ей невероятно хорошо в постели. А он-то делает все, как обычно! Это она, оказывается, настолько ненормальная, что начала получать от этого удовольствие.

Эви страшилась себя, своих реакций. Не хотела признаваться, что за это время она специально несколько раз доводила его до бешенства и себя до слез. Просто потому, что затем получала невероятное, феерическое удовольствие, граничащее с болью, со страхом, и от этого еще более острое, на грани.

Это понимание, однажды больно ударившее ее, не отпускало. Вымучивало. Убивало.

Эви понимала, что еще чуть-чуть — и она не сможет без этого жить. Без такого секса. Без Дерила Диксона.

Он сможет.

Она — нет.

И поэтому надо как можно быстрее заканчивать это все.

Чтоб потом все не закончили за нее. Как в тот раз, когда Метт отдал ее первому встречному, не задумавшись.

Ведь Дерил тоже так может наверняка. Купить смог, и значит, продать сможет.

Тем более, что за все это время он ни словом, ни поведением не дал понять, что она для него стала значить больше. Что он к ней стал относиться по-другому.

Она проснулась утром от такой приятной, такой острой ласки горячей ладони.

Потянулась, неосознанно подставляясь под пальцы Дерила. Хотела повернуться, протянуть руки к нему, но теплое ощущение исчезло, хлопнула входная дверь.

Эви вскочила, отследила, как Диксон уезжает. На машине. Впервые с того момента, когда они… Когда она…

Значит, надолго, до вечера.

Ничего ей сказал. А зачем? Разве перед подстилкой отчитываются?

Эви метнулась к кладовке, взяла пистолет. Бог с ним, как-нибудь справится, явно это несложно, стрелять.

Побегала по дому, собираясь.

И вышла на крыльцо.

Прикрыла дверь, постояла.

И пошла. Не оглядываясь, чтоб соблазна не было вернуться.

Ничего, она справится. Справится. У нее есть пистолет, патроны к нему, есть запас еды и воды. Она просто найдет убежище, переждет немного, отдышится. И пойдет к океану. Теплому.

Может, повезет, и на пути окажется машина. Ну должно же ей повезти?

Эви шла, особо не скрываясь. Дерил искать не будет. Зачем ему?

Бензин она уже отработала. А женщину себе еще найдет. Купит. У него запасов много.

Рычание мертвецов она услышала издалека. Остановилась, затаилась за деревом. Осторожно выглянула. И ужаснулась. Мертвых было много. Очень много. Взгляд лихорадочно метался от одной качающейся фигуры к другой. Сердце как сдавило ледяной ладонью, так и не отпускало. Почувствовав головокружение, Эви поняла, что уже какое-то время не дышит.

Аккуратно вдохнула. Выдохнула. Уже более осмысленно огляделась, пытаясь понять, в какую сторону двигаться. Где их меньше.

Назад.

Попятилась, стараясь ступать осторожно.

Хруст ветки под ногой показался оглушающим, заставил сердце замереть в ужасе.

Мертвые, как по команде, повернули к ней гнилые головы.

Совершенно некстати в голове возник вопрос, каким это образом они могут слышать? И видеть? Ведь у некоторых вытекли глаза. И ушей нет. Вон, у одного нет половины лица. Словно о терку стесал правую сторону вместе с ухом.

Все это Эви додумывала уже на ходу, убегая от мертвецов. Молча. Не теряя время на попытки выстрелить. Зачем она вообще этот пистолет взяла, если стрелять не умеет, только лишняя тяжесть…

Выдыхаться она начала уже через пять минут бега. Все-таки спорт не ее конек.

Привалилась к дереву, пытаясь унять боль в боку. Опять поднялся из глубин сознания дикий страх. Скоро она не сможет бежать, сил не останется. И тогда мертвецы ее настигнут.

Эви подняла голову, взгляд ухватился за толстые разлапистые ветки дуба.

Выдохнув, она подпрыгнула, зацепилась за нижний крепкий сук и подтянулась.

И вот уже пять часов сидела на самой верхушке дерева, практически не шевелясь, надеясь, что мертвые уйдут.