Две королевы
Шрифт:
Мария обретала почву под ногами. Трокмортон не добился ратификации договора, но его обманули с таким изяществом, что он, похоже, этого не заметил. В конечном счете он был вынужден сообщить, что «несомненно, королева Шотландии… держит себя так благородно, благоразумно и осмотрительно, что я не могу не опасаться ее успехов». Возможно, в конечном счете ее обаяние было опаснее, чем династическая угроза, которую она воплощала. Если бы, игриво размышлял он, «одна из этих двух королев Британских островов могла превратиться в мужчину, дабы составить счастливый брак, это могло бы объединить весь остров».
В Лондоне Сесил видел все иначе. «Мы со всей уверенностью полагаем, – сообщал он Елизавете в одном из своих более мрачных, но откровенных докладов, – что королева Шотландии и вместе с ней ее супруг, а также дом Гизов являются тайными смертельными врагами Вашего Величества». Англия в опасности и должна защитить себя «и, главное, лично Ваше Величество». «Злоба» этих заговорщиков так велика, что они не отступятся, пока «живы Ваше Величество и шотландская королева».
Мантрой Сесила на протяжении всей его долгой карьеры стала безопасность Елизаветы. Он рассматривал отношения между двумя британскими королевами не в терминах «дружбы», а как почти вселенское противоборство добра и зла. В период между праздником в Руане и замужеством Марию готовили к тому, чтобы она предъявила претензии на английский престол, но после свадьбы она превратилась в стороннего наблюдателя, а иногда и жертву политики Гизов. Сесил никогда не понимал и не учитывал этого обстоятельства. Он относился к Марии так же, как к ее дядям, то есть как к вдохновителю и создателю международного католического заговора с целью свергнуть и убить Елизавету. Он уже был ее самым яростным и упорным противником.
Неприязнь Сесила вряд ли способствовала восстановлению добрых отношений, которое предлагала Мария, однако из-за высокомерия и претензий ее дядей именно на этом допущении, скорее всего, основывались все ее будущие отношения с Англией. Гизы сделали рискованную ставку и проиграли. Теперь сама Мария должна была попытаться перетасовать сброшенные ими карты.
8
Возвращение в Шотландию
Летом 1560 г. стали распространяться слухи о беременности Марии. Этот слух заслуживал всяческого доверия, потому что при наследственной монархии предполагалось, что правители должны как можно раньше вступать в брак и обзаводиться детьми для продолжения рода. В первую брачную ночь молодожены следовали установленному ритуалу. Мария и Франциск легли на брачное ложе, которое перед этим благословили и окропили святой водой. Что произошло ночью, осталось неизвестным, но после этого супруги спали раздельно. Как и во всех королевских семьях той эпохи, король и королева жили в отдельных покоях с отдельными спальнями, но Франциск имел право без предупреждения входить в комнату Марии в любое время дня и ночи, если испытывал потребность исполнить супружеский долг.
Для супруги короля Франции исполнение этого долга было приоритетным. Например, Екатерина Медичи в первые семь лет своего брака была особенно беззащитна перед любовницами короля, потому что испытывала отвращение к своему мужу. Только после рождения Франциска она почувствовала себя увереннее. Аналогичным образом, рождение сына и наследника укрепляло позиции Марии в государстве Валуа. Время было самым подходящим, и не в последнюю очередь потому, что ставило молодую королеву выше ее властной свекрови. Но с самой первой ночи Мария явно посчитала себя в положении. Она надевала свободные платья и настаивала, чтобы двор переехал из Фонтенбло в Сен-Жермен, где воздух был прохладнее.
Надежды Марии развеялись через шесть недель. К концу сентября выяснилось, что «беременность» ложная, и королева снова стала носить обычную одежду. Гизы не придали этому особого значения – они шутили, что у шестнадцатилетнего короля и семнадцатилетней королевы еще много времени для таких дел. А потом Франциск заболел. Он всегда был слабым ребенком, и из-за болезненности и низкого роста подданные называли его «маленьким королем».
В ноябре, вернувшись вечером с охоты, он пожаловался на головокружение и шум в ухе. В воскресенье Франциск упал в обморок в церкви, и вскоре у него проявилась острая, пронизывающая головная боль. Скорее всего, его страдания были вызваны инфекцией – когда из уха начала выделяться жидкость, короля немедленно уложили в постель, но вскоре стало ясно, что он серьезно болен; по всей видимости, это была опухоль головного мозга.
Дяди Марии, герцог де Гиз и кардинал Лотарингский, делали вид, что у короля всего лишь простуда, усиленная катаром, который, как они утверждали, затронул ухо. Но эта версия была малоубедительна. И когда в последний момент отменили обещанную испанскому послу аудиенцию, сразу при дворе распространились слухи о смертельной болезни или даже об отравлении короля.
В конце ноября у Франциска начались сильные судороги. Он не мог двигаться и говорить, часами смотрел в пространство, не видя людей, собравшихся у его постели. Мария боролась с Екатериной Медичи за право ухаживать за ним. Ее свекровь становилась невыносимой. Она не доверяла семье Гизов и уволила всех gentilhommes сына, не сообщив его жене. В конечном счете жена и мать вместе ухаживали за Франциском, снимали пробу пищи, чтобы убедиться, что она не отравлена. Каждый день на рассвете они вместе заступали на дежурство, и, несмотря на постоянные протесты Марии, Екатерина также настаивала на праве входить в спальню короля и ночью.
Врачи делали Франциску кровопускание, очищали его организм с помощью клизм и рассматривали возможность операции на черепе – просверлить отверстие и ослабить давление жидкости. Но незадолго до назначенной операции выделения из уха прекратились; врачи уже поздравляли себя с успехом, но гной снова прорвался, и Франциск начал бредить. К началу декабря боль и выделения из уха стали непрерывными; гной также шел из носа и рта. В четверг, 5 декабря, силы короля иссякли, и он весь день пролежал без движения, а поздно вечером умер, не приходя в сознание. Точного времени никто не знал.
Ночью, пока Мария молилась над телом умершего мужа, Екатерина Медичи созвала тайный совет. Трон должен был перейти к брату Франциска, Карлу IX, которому на тот момент было всего десять лет. По стечению обстоятельств в Орлеане открывалось заседание Генеральных штатов – высшего представительского органа власти во Франции, последний раз собиравшегося в период правления Карла VIII в 1484 г. Делегаты назначили регентом Екатерину Медичи. С этого момента она решила отомстить Гизам, махинации которых все время подрывали ее власть. Она даже восстановила коннетабля Монморанси во всех его прежних должностях. Результаты дворцового переворота, сопровождавшего восхождение Франциска II на престол семнадцать месяцев назад, были аннулированы.
В планах Екатерины Марии не было места. Через несколько недель после похорон молодую вдову короля и ее свекровь разделила непреодолимая пропасть. Идея, что Мария должна выйти замуж за Карла IX, была решительно отвергнута Екатериной. В ответ братья Гиз попытались обручить племянницу с доном Карлосом, единственным сыном и наследником Филиппа II от его брака с инфантой Марией Португальской, которая умерла в родах пятнадцать лет назад.
Но Екатерина поспешно вмешалась, разрушив их матримониальные планы. Подобный брак, считала она, будет угрожать интересам остальных ее детей и оттеснит на вторые роли будущее потомство ее старшей дочери Елизаветы – третьей жены Филиппа, которая теперь жила с ним в Мадриде.
Удача отвернулась от семьи Гизов. В апреле 1561 г. Шарль де Гиз решил покинуть двор. После возвращения к власти Монморанси и многих его сторонников из числа гугенотов появились все условия для раздувания конфликта. Через шесть месяцев кардинал и остальные Гизы последовали примеру герцога, забрав с собой большинство приближенных и вассалов. Семья и около семисот ее сторонников сначала собрались в Жуанвиле, но затем переехали в Нанси и Саверн – в свои владения на восточных границах Франции, где они чувствовали себя в безопасности.