Две недели в другом городе
Шрифт:
— Спокойной ночи, дружище, — сказал Джек.
— Buona notta, signore, [41] — вздохнув, отозвался портье.
К тому времени, когда Джек сел в машину и включил фары, портье уже занял деревянное кресло, стоящее в вестибюле перед зеркалом, и снова с благодарностью и восхищением уставился на свое отражение.
Священники опять победили, подумал Джек, заведя мотор и быстро набрав скорость. Чего еще ждать от Рима?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
41
Спокойной
Я нахожусь в ярко освещенной, прокуренной комнате. Потом появится другая комната, освещенная не столь ярко, с менее густым дымом, но это случится позже и покажется более страшным. А пока пятеро человек в измятой форме сидят вокруг стола; они курят и играют в карты. В помещении жарко, на закрытых окнах висят плотные шторы затемнения, мы играем в покер. У меня на руках отличные карты, но я все равно проигрываю. Ставки принимаются только наличными. Справа от меня сидит игрок с тремя десятками; он забирает купюры, широко улыбаясь белозубым ртом. Я смотрю на остальных четырех мужчин и внезапно понимаю, что все они — мертвецы. Победитель погибнет на пляже через пару недель; остальные умрут позже от рака, алкоголизма, старости; кто-то покончит с собой. Шелестят фунты, однорукий лифтер приносит очередную бутылку шотландского виски, раздобытую на черном рынке, деньги переходят из одних рук в другие.
Я знаю, что проиграю сегодня сто двадцать фунтов и что весь Лондон утонет в дыму пожаров, которые начнутся после бомбежки. Становится темно; я приближаюсь по сосновой аллее к деревянной хижине. Пахнет сырой глиной, виски, больницей. Сквозь щели в стенах домика наружу пробивается свет. Я спускаюсь по ступеням. Смотрю. Двое рослых лысых мужчин в запачканных белых фартуках что-то делают у стола, оживленью разговаривая. Я вижу — они склонились над телом, лежащим на столе; оно очень бледное; они разрезают его на куски. Люди в фартуках, залитые ярким светом, не обращают на меня внимания. Я хочу убежать, но не могу, потому что я и есть тот человек, который лежит на столе; это меня расчленяют ножом на части. Я пытаюсь закричать, но из моего горла не вырывается ни звука. Я парализован ужасом, потом испытываю внезапное облегчение. Все кончено, с радостью думаю я. Дело сделано. Я умер. Мне уже ничто не грозит. Бояться больше нечего. Звенят похоронные колокольчики. На моем лице выступает холодящая влага…
Перезвон колокольчиков сменяется одним пронзительным звонком, дощатая хижина превратилась в гостиничный номер, роса на лице стала кровью. Джек проснулся. Возле кровати звонил телефон. Он попытался нащупать в темноте выключатель лампы. Нашел его, нажал кнопку; зажегся свет. Джек автоматически посмотрел на часы, стоявшие на туалетном столике. Они показывали половину четвертого. Он поднес руку к лицу. Из носа текла кровь. Джек зажал его платком. Охваченный страхом, предчувствием недобрых вестей, которые способен принести ночной звонок, он снял трубку.
Его вызывал Париж. Через несколько мгновений Джек услышал ясный, бодрый,
— Я пробовала дозвониться до тебя раньше, но телефонистка сказала, что тебя нет в номере. Тебе передали, что я звонила?
— Это же Италия, — заметил Джек. — Здесь ничего не передают.
Она усмехнулась в тысяче миль от Рима. Женщины могут позволить себе не спать хоть до утра, возмущенно подумал Джек, у них в запасе весь следующий день.
— Что-нибудь случилось? — спросил он и отнял платок от носа. Кровотечение заметно ослабло.
— Нет, — ответила она. — Просто я соскучилась и захотела услышать твой голос. Ты только что вошел?
Ведет разведку, с досадой подумал Джек.
— Нет. Я давно сплю.
— Я звонила в час, и мне сказали…
— Я вернулся в пять минут второго. Тебе требуются письменные подтверждения свидетелей?
— Ну, Джек… — Ее голос прозвучал обиженно. — Ты ведь не сердишься на меня за то, что мне захотелось поговорить с тобой?
— Нет, конечно.
Он мысленно поблагодарил судьбу за то, что отель Вероники оказался до отказа заполнен священниками. Если бы Элен не застала его в номере до утра, ему не удалось бы избежать неприятных объяснений.
— Хорошо проводишь время, cheri? — спросила Элен.
— Великолепно.
— Ты один?
Ее тон заметно похолодел.
— Почему ты об этом спрашиваешь? — Сознание собственной сиюминутной безгрешности придавало его голосу воинственные ноты.
— Ты как-то странно это говоришь. Неестественно.
— Ты угадала, — безразличным тоном произнес Джек. — Я не один. У меня тут пять кубинских музыкантов, мы курим марихуану.
— Я всего лишь задала вопрос, — не теряя достоинства, сказала Элен. — Возмущаться не из-за чего.
— Извини. Я еще не совсем проснулся.
— Ладно, можешь спать дальше. Больше я тебе звонить не стану. Если захочешь, позвонишь мне сам.
— Не говори глупости, дорогая. — Джек старался, чтобы в его голосе звучала нежность, которой он не испытывал. — Звони мне в любое время.
— Как идет работа?
— Нормально. Я ужасен, но на гонораре это не отразится.
— Я уверена, что ты вовсе не ужасен, — возразила Элен.
— Мне тут на месте виднее.
— Тебе плохо, cheri?
«Что сказать ей? — подумал Джек. — Да, мне плохо. Мне снилась смерть, мой нос кровоточит, я не получил сегодня комнату в гостинице, где живет моя любовница». Как бы она отреагировала на это?
— Вовсе нет, — ответил он. — С чего ты взяла?
— Просто показалось. По тону твоего голоса. Интуиция…
— Нет. Мне хорошо. Правда.
— Как дела у твоего друга? — спросила Элен. — Мистера Делани? Ты разрешил все его проблемы?
— Не совсем. Он еще не поделился со мной всеми своими проблемами.
— Чего он ждет? — с нетерпением в голосе спросила Элен.
— Не знаю. Психологически удобного момента. Подходящей фазы луны. Падения курса акций. Усиления боли. Не беспокойся — когда придет время, он скажет, что его мучит.
— Поторопи его, — попросила Элен. — Я хочу, чтобы ты побыстрее вернулся домой.