Две недели в другом городе
Шрифт:
— Да.
— Я предлагаю вам нелегкую работу, — продолжил Холт. — Вам придется много трудиться. Сейчас вы получаете двенадцать с половиной тысяч долларов в год. Я подпишу с вами контракт, по которому вы будете получать тридцать пять тысяч в год в течение трех лет плюс пять процентов прибыли.
— А что потом?
Усмехнувшись, Холт коснулся рукой широкополой шляпы, висящей на вентиле:
— Там посмотрим, Джек. Я бизнесмен, а не работник системы социального обеспечения.
Послышался стук каблуков; к Джеку и Холту, стоявшим у окна, подошел Тачино.
— Знаете, Джек, — сказал Тачино, и тусклый свет лампы отразился от его очков, — я думаю,
— Не знаю, мистер Тачино, — сказал Джек. — Если я буду торопиться, Делани, поправившись, может забраковать мою работу и заставить все переделывать заново.
— Кто ведает, когда он встанет на ноги? — нервно произнес Тачино. — И вообще, выживет ли он? Что мне делать? Ждать? Оплачивать простой ста двадцати членов съемочной группы только из-за того, что режиссеру вздумалось поскакать на лошади? К тому моменту, когда Делани сможет вымолвить слово, эта картина будет демонстрироваться в десяти тысячах кинотеатров.
— Мистер Тачино, — мягко, несколько медленнее, чем обычно, сказал Холт, — не волнуйтесь.
— Мистер Холт. — Тачино коснулся руки американца, — я вами восхищаюсь. Вы — джентльмен. У вас есть скважины с нефтью. Вы можете ждать. У меня нет скважин с нефтью, мистер Холт, мне надо торопиться.
Дверь палаты, где лежал Делани, открылась, и в коридор вышел врач. Вид у него был бодрый, равнодушный.
— Мистер… Эндрюс, — сказал он.
— Да? — отозвался Джек.
— Он хочет поговорить с вами, — сообщил доктор. — Только две минуты. Не более. Постарайтесь, пожалуйста, не волновать его.
Джек вопросительно оглядел всех присутствующих.
— Что-нибудь передать ему? — обратился он к ним.
Все молчали. Затем Холт произнес:
— Скажите Делани, пусть ни о чем не тревожится.
Джек шагнул в палату и закрыл за собой дверь.
Лишь одна неяркая лампа, стоящая сбоку от кровати, освещала комнату. В углу палаты сидела медсестра. В полутьме Джек не мог разглядеть выражение лица Делани или цвет его кожи. Накрытое одеялами тело друга, лежащее на высокой больничной кровати, казалось детским, хрупким; дыхание его было тяжелым, неровным. Он словно уменьшился в размерах. Морис здорово похудел за один день. К щеке Делани были приклеены пластырем трубки, которые заходили в его ноздри; по ним поступал кислород. Когда Джек остановился возле кровати, Делани поприветствовал его, еле заметно пошевелив пальцами. Джека охватило желание взять Мориса на руки, покачать друга, утешить, попросить у него прощения.
— Сэм Холт стоит в коридоре, — сказал Джек. — Он просит тебя ни о чем не тревожиться.
Делани попытался засмеяться.
— Джек, — прошептал режиссер, — две вещи. Первое — не подпускай Тачино к фильму.
— Не беспокойся о фильме.
— Он мечтает добраться до него, — вымолвил Делани. — Надо доснять финал. Ну, в привокзальном баре. Это самый важный эпизод в картине. Тачино превратит его в сцену из «Аиды». Не разрешай ему делать это.
— Я приложу все мои силы, чтобы этого не произошло, —
— Если я сыграю в ящик, — сказал Делани, — мне бы не хотелось, чтобы этот итальянец загубил мою последнюю работу.
— Ты не сыграешь в ящик, — возразил Джек.
Делани медленно повернул голову вбок и посмотрел на Джека в упор.
— Мне не страшно, — прошептал он. — Не знаю почему — то ли потому, что я сильный человек, то ли потому, что я идиот, а может быть, я верю в то, что сумею выкарабкаться. Признаюсь, Джек, — до одиннадцати часов утра я чертовски боялся смерти. А теперь страх совсем исчез.
Из угла полутемной палаты донесся шорох.
— Scusi, [52] сестра, — сказал Делани. — Я совсем не слежу за языком.
— Синьор, — сухо обратилась сиделка к Джеку, — вы утомляете пациента.
— Еще одну минуту, сестра, — прошептал Делани, — одну минуту, пожалуйста. Это мой лучший друг. Еще с молодости.
— Только одну, и все, — донесся из темноты строгий голос.
— Слушай, Джек, только слушай, — экономя время, быстро заговорил Делани. — Ты должен сделать это вместо меня. Возьми дело в свои руки. Закончи картину. Джек, ты меня слушаешь?
52
Извините (ит.).
— Да, слушаю, — отозвался Джек.
— Черт возьми, — торопливо произнес Делани, — ты справишься. Ты же знаком с этой кухней. Много часов провел на съемочной площадке. Если бы ты захотел, ты бы стал лучшим режиссером, чем девяносто процентов нынешних знаменитостей. В любом случае ты не сработаешь хуже Тачино. Снимай разные ракурсы. Не спеши. Пусть они кричат. Не торопись при монтаже и дублировании. Я не хочу, чтобы Тачино получил копию фильма прежде, чем я выйду из этой проклятой больницы. Scusi, сестра. Если Тачино поднимет крик, попроси Холта заткнуть ему глотку. Холт — на моей стороне. И он силен. Он способен при желании скрутить Тачино в бараний рог. Итальянец это знает. Доктор уверяет, что через шесть недель меня выпустят отсюда, и я все закончу сам…
— Шесть недель, — невольно вырвалось у Джека.
— Что ты сказал, Джек?
— Ничего.
— Пригласи этого парня… забыл, как его зовут… в школе верховой езды…
— Брезач.
— Пусть он поможет тебе. Назови его постановщиком диалогов, или твоим помощником, или как-нибудь еще. Я прочитал его сценарий…
— Но ты же сказал ему, что еще не читал его. — Джек вспомнил их утренний разговор.
Делани едва заметно улыбнулся:
— Я хотел сначала прощупать парня. Сценарий чересчур хорош для столь молодого человека. Не хотелось сразу захваливать автора. В каждом деле есть свои хитрости, Джек… Брезач произвел на меня сильное впечатление. Он, несомненно, талантлив. Кино у него в крови. Он тебе пригодится. Используй его…