Две недели в другом городе
Шрифт:
Гвидо подъехал по песчаной дорожке к большому двухэтажному дому с плоской крышей, окруженному садом. Он явно не раз бывал здесь. Шторы на окнах были задвинуты, но возле двери горел свет.
— Я не задержусь, — сказал Джек.
Его мучили укоры совести из-за того, что Гвидо в столь поздний час находился не дома, не с семьей. Какое дело Гвидо до сердца Делани, подумал Джек, почему из-за него итальянец должен портить себе прекрасное воскресенье, которое провел бы в обществе жены и трех детей.
Джек нажал кнопку звонка. Откуда-то из глубины здания доносились звуки джаза. Дворецкий в накрахмаленном белом пиджаке открыл дверь.
— Я к мисс Барзелли, —
Дворецкий кивнул, взял пальто Джека и положил его на одно из двух массивных резных, украшенных позолотой кресел, стоявших по обеим сторонам от входа в просторный мраморный зал. Здесь музыка звучала громче. Из невидимого проигрывателя доносилась песня Кола Портера, женский голос пел: «Слишком жарко…»
Дворецкий провел Джека через высокие двустворчатые белые двери, украшенные резьбой и позолотой. Барзелли обожает золото, думал Джек, она хочет, чтобы все знали о том, как далеко она ушла от деревни в Катании, где родилась. Дворецкий, не спросив фамилию Джека, распахнул очередную дверь и жестом пригласил его войти. Он, похоже, привык к мужчинам, приходящим в гости к хозяйке посреди ночи.
Барзелли танцевала в центре комнаты с высоким молодым человеком, на котором была рубашка с короткими рукавами. Актриса была в черной блузке с глубоким овальным вырезом и узких зеленых брюках; ее босые ноги двигались по мраморному полу. В гостиной находились еще двое молодых мужчин в темных костюмах. Один из них лежал на белом диване; его черные остроконечные туфли покоились на мягком пушистом валике. На груди стоял бокал. Молодые люди посмотрели на вошедшего Джека нехотя, без интереса и снова перевели свои темные затуманенные глаза с длинными ресницами на танцующую пару. Это были не те юноши, которых Джек видел в гостиничном баре и позже — в ночном клубе, но представители той же породы. Рядовые римского легиона, подумал Джек, которые всегда под рукой в нужном количестве. Других женщин в комнате не было. Никто еще не раскрыл рта, а Джек уже понял, что все присутствовавшие здесь, за исключением Барзелли, пили все воскресенье.
Барзелли заметила Джека. Она улыбнулась, поприветствовала его, медленно помахав длинными пальцами, но не перестала танцевать.
— Напитки в углу, мистер, — сказала она.
Джек остановился у порога, глядя на актрису. Он испытывал неловкость, казался случайным прохожим, невольно ставшим свидетелем сцены, которую ему не хотелось видеть. Если бы в комнате присутствовала еще одна женщина, Джек чувствовал бы себя более раскованно. Он увидел в происходящем некий таинственный, порочный ритуал, повторяющийся уже в миллионный раз, извращенный, волнующий плоть праздник скуки, пресыщенности, чувственности, паразитизма, роскоши.
Главная жрица танцевала босиком в своем черно-зеленом наряде, ее бедра, туго обтянутые тканью, совершали медленные, непристойные движения под музыку, льющуюся из проигрывателя. Распущенные волосы Барзелли, густые и темные, падали на ее роскошные обнаженные плечи. Мечтательная улыбка застыла на мягких, полных губах женщины, то ли ведущей своего партнера, шелковая рубашка которого намокла от пота, то ли ведомой им. Джеку казалось, что они танцуют так, отключившись от реальности, совершая от скуки механические движения, возбуждая себя, уже много часов подряд.
Смуглые молодые люди в темных костюмах, псаломщики, дьяконы, идолопоклонники, прежние и будущие участники церемонии зачарованно следили за Барзелли и ее партнером, время от времени совершая медленные путешествия к бару за очередной порцией спиртного. Яркий свет слепил глаза. По периметру
В храме царил беспорядок, словно слугам тут недоплачивали или они распустились, однако все необходимые атрибуты культа были в наличии. Роль алтаря играл, несомненно, длинный белый диван, однако человек, лежавший на нем с бокалом на груди, не был сегодняшней жертвой. Завсегдатай храма, он не испытывал трепета перед священными предметами. Подлинная жертва, догадался Джек, лежала в затененной палате, вдыхая кислород через трубочку, зафиксированную на щеке пластырем.
Музыка смолкла. Тонарм проигрывателя медленно приподнялся, отошел в сторону и лег на стойку, диск остановился. Танцующие на мгновение замерли, их руки свободно свисали с плеч партнера. Актриса и молодой человек тихонько покачивались, казалось, силы оставили их, и они не могли оторваться друг от друга. Наконец Барзелли что-то сказала по-итальянски, ее кавалер рассмеялся и подошел к стеклянному столику с бутылками, стоявшему в углу гостиной и служившему баром. Барзелли резким движением руки откинула назад волосы и приблизилась к Джеку. Остановившись перед ним, она недоброжелательно улыбнулась, упершись рукой в бок, приняла позу, выдававшую ее крестьянское происхождение.
— Вы не пьете?
— Сейчас воздержусь, — ответил Джек.
— Я полагаю, вы прибыли, чтобы сообщить мне что-то о бедном Морисе. — Ее голос прозвучал враждебно, в нем слышалась неприязнь.
— Отчасти да.
— Допрыгался! — возмутилась она. — По воскресеньям у него нет под рукой актеров, чтобы помыкать ими, так он взялся за лошадей. — Барзелли бросила неприветливый взгляд на Джека, ожидая его ответа. — Вы не согласны?
— Я об этом не думал.
— Ну, — нетерпеливо произнесла Барзелли, — что у вас? Какую страшную тайную весть вы принесли?
Джек обвел взглядом гостиную. Мужчины смотрели на него без любопытства, но все же внимательно.
— Мы можем поговорить наедине? — сказал он.
— Если желаете. — Барзелли пожала плечами.
Повернувшись, актриса направилась к закрытой двери, расположенной около дальнего угла комнаты. Джек последовал за Барзелли. Она открыла дверь, и они прошли в обеденную залу, где стояли изящные позолоченные стулья из металла и стекла. Еще один портрет Барзелли, на сей раз в черном платье и черной шляпе, висел над сервантом. Причудливой формы стеклянная лампа заливала стол ярким белым светом. Джек закрыл за собой дверь. Барзелли села во главе стола, упершись в него локтями и опустив подбородок на кисти. Джек понял, что под блузкой у актрисы ничего нет, полные груди Барзелли, которым она в значительной мере была обязана своим успехом, просвечивали сквозь тонкую ткань.
— Садитесь. — Актриса указала на стул справа от себя.
Джек осторожно сел. Стул казался таким хрупким, что Джек испугался, не сломается ли он под ним.
— Итак, — сказала Барзелли, — что нужно несчастному Морису? Я ждала его к ленчу. Долго ждала. Пришла в ярость. К счастью, ко мне заглянули друзья…. — Нервным движением плеч она указала на комнату, которую они только что покинули. — Так что приготовленные блюда не пропали.
Они пьют с часу дня, подумал Джек, неудивительно, что у них такие глаза.