Две недели в другом городе

Шоу Ирвин

— Не смейся надо мной, Джек, — тихо попросила Вероника. — Пожалуйста. Мне было нелегко эти две недели…

— Не тебе одной. — Джек тут же пожалел о своем тоне и мягко добавил: — Я не буду больше тебя перебивать. Рассказывай, как хочешь.

— Все было так сложно, — продолжила Вероника. — Мы познакомились здесь, в Риме, он пришел в агентство за билетом в Мюнхен. Его родные владеют крупной страховой фирмой, ведущей дела по всему миру. Я буду путешествовать вместе с ним. Он мне это обещал. По крайней мере до тех пор, пока у нас не появятся дети. Наконец-то я покину Италию! — Последнюю фразу Вероника произнесла торжествующим тоном, казалось, ей удалось реализовать несбыточную мечту. — Но он

не мог жениться на мне раньше. Из-за родственников. Отец у него умер, но остались мать и три суровых дяди. Они не одобрили бы его женитьбу на мне, бедной итальянской девушке из бюро путешествий, к тому же католичке. По условиям завещания, составленного его отцом, мать и старший дядя могли оставить моего мужа почти без гроша в том случае, если бы он пренебрег их волей до тридцати одного года. Они бы воспользовались своим правом. Ты не знаешь эти богатые швейцарские семьи. Они хотели, чтобы он женился на девушке своего круга. Мы были вынуждены скрывать даже то, что мы знакомы. Встречались во время уик-эндов, тайно, во Флоренции…

— А вот, оказывается, что скрывалось за твоими вымышленными поездками к матери во Флоренцию.

— Как ты узнал о них? — настороженно спросила Вероника.

— Мне сказал Брезач, — пояснил Джек.

— Почему?

— Мы с ним дружим. В те дни, когда он не угрожает убить меня.

— Я должна была сказать Роберту что-то. Не могла же я объяснить ему, что каждую неделю встречаюсь со своим женихом, верно?

— Да, — согласился Джек. — Конечно, нет. Кстати, удовлетвори мое любопытство — где находится твоя мать?

— Она живет с сестрой в Милане.

— Неудивительно, что телеграмма пришла обратно.

— Ты послал мне телеграмму? — удивилась Вероника.

— Мы с Брезачем. Не тебе. Твоей матери.

— Зачем вы это сделали?

— Мы оказались глупцами, — произнес Джек. — Хотели знать, жива ты или нет.

— Я собиралась позвонить тебе… — Казалось, Вероника вот-вот расплачется. — Но боялась, что, услышав твой голос, передумаю. Все случилось так быстро… Георг договорился с мэром маленького городка, расположенного под Цюрихом. Я выслала документы еще несколько недель назад, до встречи с тобой… А потом, на пляже, в тот вечер, когда ты не попал в мою гостиницу, ты был таким холодным и далеким…

— Ты хочешь сказать, — стараясь говорить спокойным тоном, произнес Джек, — что, если бы я занялся тогда с тобой любовью, ты бы не вышла замуж?..

— Возможно. — Вероника едва сдерживала слезы. — Кто знает? Помнишь, когда я сказала, что хочу работать в Париже, ты дал мне понять…

— Помню, — перебил ее Джек.

Он попытался ласково, сочувственно улыбнуться ей, но так и не понял, удалось ли ему сделать это.

— Ты не хотел меня, — резко сказала она. — Или хотел на несколько минут, когда тебе удобно. А Роберту нравилось мучить меня. Как и другим, о которых я тебе не говорила. Мужчины встречаются со мной не для того, чтобы развлечься или развлечь меня, они хотят растерзать меня на части.

Джек кивнул:

— Да. Я тебя понимаю. Но ты сама в этом виновата.

— Кто бы ни был в этом виноват, — с горечью произнесла она, — страдаю всегда я. И с каждым разом все сильнее. Я тебя обманула. Мне больше лет, чем я тебе сказала. Мне уже двадцать семь. Я поднялась тогда в свой номер и, сидя в одиночестве, подумала: если это называется любовью, она мне не нужна, я не способна с ней совладать. Я слишком ранима, чтобы быть свободной. Слишком много отдаю. Можешь улыбаться, если хочешь. Но это правда, я поняла это тем вечером. А утром следующего дня улетела в Цюрих. Я поступила разумно, я защищала себя. Что в этом плохого? Ты не знаешь, как трудно девушке жить одной в этом городе, едва сводя концы с концами, переходя

из рук в руки, завися от случая, обедая и ложась в постель с разными людьми. Если бы я не проходила мимо того столика, за которым ты сидел с Жаном-Батистом…

Она замолчала и перевела дыхание. Вся ее сдержанность исчезла. Лицо Вероники выражало муку, модная яркая шляпка казалась смешной, нелепой.

— Я прочитала о его гибели утром в день свадьбы. Я плакала во время бракосочетания, и Георг смеялся надо мной, но мои слезы были вызваны не тем, что я выходила замуж. Я плакала потому, что вспомнила, как мы первый раз были вместе, ты думал, что я — девушка Деспьера, а я сказала — нет, я твоя девушка…

Она встала, губы ее дрожали.

— Мне нельзя плакать. Я не могу вернуться к мужу с красными глазами. Бедный Жан-Батист. Он был в тот день таким веселым, таким лукавым… И я сказала: «В нем плохое перемешано с очень хорошим». Никто не знал, что ждет нас всех. Мне пора. Надо идти.

Вероника сделала движение головой и руками, словно освобождаясь от каких-то удерживающих ее цепей.

— Скажи мне «до свидания».

Джек медленно поднялся, пытаясь скрыть, как взволновали его слова девушки. Одно нежное слово, один поцелуй, и она останется. Останется навсегда. Он испугался своего желания удержать Веронику. За время ее отсутствия его влечение к ней усилилось втайне от него самого. Теперь ее появление со всей безжалостной определенностью открыло ему это.

— До свидания, — сказал Джек тихим, безжизненным голосом.

Он протянул ей руку.

Ее лицо было бледным, обиженным, детским.

— Не так, — жалобно произнесла она. — Не так холодно.

— Твой муж ждет тебя в «Хасслере», — сказал он с преднамеренной жестокостью. — Желаю хорошо провести время в Афинах.

— Плевать мне на мужа. И на Афины тоже. Я хочу, чтобы мы попрощались по-человечески…

На глазах Вероники выступили слезы. Она шагнула к нему. Неподвижный, растерянный, он стоял, как бы наблюдая за происходящим со стороны. Она обняла его и поцеловала. Джек не закрыл глаза; тело его было напряженным, неподатливым. Он вспомнил вкус ее губ. Ее нежность. Он стоял не шевелясь, испытывая желание обнять Веронику. «Почему нет? Почему нет? — думал Джек. — Новая жизнь. Почему не начать ее с женщиной, которую я хочу столь сильно? Досчитаю до десяти, — решил он, — и скажу ей, что люблю ее (позже мы установим истину), что она не должна уходить. Новая жизнь. Сегодня — день начала новой жизни». Джек заставил себя считать. Дошел до шести, испытывая головокружение, с трудом держась на ногах.

И тут Вероника вырвалась из его объятий.

— Это безумие, — тихо вымолвила она. — Я дура.

Он еще долго стоял, не сходя с места, после того, как она покинула номер.

Зазвонил телефон. Прослушав несколько звонков, Джек снял трубку. Это был Брезач.

— Мы ужинаем в «Остериа дель Орсо», — сказал Роберт. — Тут Тачино, Барзелли, Холты. Мы пьем шампанское. В честь начала моей карьеры. Вы придете?

— Чуть позже. Я должен принять душ.

— Чем вы занимались все это время?

— Ничем. Прощался с другом.

«Он снова не застал нас вдвоем», — подумал Джек.

— Вы здоровы? У вас странный голос.

— Здоров, — ответил Джек. — До встречи.

Он опустил трубку. Подождал возле аппарата, не зазвонит ли он снова, не откроется ли дверь. Но телефон не зазвонил, дверь не открылась, и спустя несколько минут он прошел в ванную с двумя раковинами и зеркалом, на котором была с любовью выведена кокетливая буква V. Он тщательно побрился, принял душ, надел свежую рубашку и отглаженный костюм. Затем вышел из отеля; сейчас Джек походил на ухоженного американского туриста, собравшегося познакомиться с вечерним Римом.