Две половинки (Просто о любви)
Шрифт:
– Надька, ты идиотка! Ну при чем здесь вся эта ерунда? – Он пожалел ее.
На самом деле пожалел и поразился, до какой степени не знает ее, и предположить не мог, что такое варится у нее в голове!
– Ты сильная, молодая, интересная, богатая женщина! Ты всего добилась сама, и тебе не нужен номинальный муж, чтобы чувствовать себя полноценной!
– Ты мне нужен! – тряхнула она головой, скидывая минутную слабость, вытерла слезы и одним махом выпила коньяк.
– Я уже не помню, когда тебя трахал! И когда разговаривал нормально! И мне по фиг все твои достижения, как и тебе мои! – разозлился Степан ее тупому упорству. – Мы не интересны друг другу ни физически, ни человечески, никак!
Она посмотрела на него спокойно, решительно, холодно и, выговаривая с нажимом каждое слово, сказала:
– Я. Не дам. Тебе. Развода!
Война была объявлена.
Говорить больше было не о чем.
Он встал, вышел в прихожую, обулся, надел легкую куртку, взял сумку, с которой приехал, и вышел из квартиры.
Степан подал на развод – она проигнорировала. Он подал в суд с требованием их развести – Надежда не явилась на заседание.
На четвертый раз его развели без ее непосредственного присутствия.
Больших с огромным облегчением поставил бы на этом точку в своей семейной жизни, но ему надо было где-то жить, он и так уже несколько месяцев скитался от родителей к сестре Анне, везде чувствуя себя неуютно, гостем, пусть и желанным, но…
С родителями, в их двухкомнатной, жить никак нельзя, нарушится устоявшийся быт, привычки, настолько сильно значимые в их возрасте для здоровья. Да к тому же любая его задержка на работе или командировка на несколько дней вызывали у обоих предынфарктное состояние, а просачивающаяся информация о его разводе – мгновенные слезы у матери и глотание таблеток у отца.
Их категорически нельзя посвящать в подробности своей жизни! Меньше знают – крепче спят!
А сестрица Анна только полгода как вышла замуж и проживала с мужем в новострое, тоже двухкомнатном. Как говорится, комментарии излишни – он боялся лишний раз передвигаться по квартире, чтобы не помешать молодоженам. И чувствовал никчемность своего пребывания и мучился ею.
Степан пытался договориться с Надеждой – звонил, приходил в офис, попробовал дождаться ее дома, но на звонки она не отвечала или бросала трубку, когда слышала его голос, в офис его не пускали, охранники получили от Нади такой приказ, а в квартиру он не попал, потому что она сменила замки.
Смирившись с необходимостью следующего шага, Степан подал в суд на раздел квартиры. Надежда в ответ открыла боевые действия по всем фронтам, позвонив после того, как получила повестку в суд, и предупредив официальным тоном, что он не получит ничего – ни денег, ни жилплощади, ни своих вещей, оставленных им в квартире!
На заседание суда Надежда традиционно не явилась. На следующее ее доставили судебные приставы. Он выиграл дело и получил судебное постановление о разделе квартиры. Ничего большего Степану и не требовалось.
Ее адвокат подал апелляцию и каким-то образом добился отмены предыдущего судебного решения.
Степан завелся не на шутку! И стал собирать какие только можно справки и документы. Вернее, делал это не он, а новоявленный муж сестрицы Юрий, юрист по образованию и начинающий адвокат по профессии, – у Степана привычно на все эти телодвижения по конторам и чиновникам не имелось времени.
Юра подал в суд по новому исковому заявлению – на раздел всего имущества.
И началось!
Надя привычно проигнорировала приглашение в суд и нанесла ответные удары.
На работу Больших посыпались анонимки и кляузы всякого рода, звонки начальству, обвинительные заявления от якобы пострадавших в прошлом из-за его врачебной деятельности пациентов, обличительные статьи в прессе о продажной медицине с упоминанием фамилии Больших.
Пошли разборки, на время которых Степана отстранили от работы, предоставив ему возможность другого времяпровождения – хождения по кабинетам, написания всевозможных объяснительных и докладных записок, поиск тех самых мнимых пациентов, бесчисленные вызовы Степана на ковер пред суровые очи бушующего начальства.
Но на этом Надежда не остановилась, для полного набора ощущений она наняла братков, чтобы поучить бывшего мужа уму-разуму, «посоветовав» ему отступиться.
Встреча с представителями криминальных структур произошла поздно ночью, когда Степан возвращался после затянувшегося тяжелого дежурства.
Братки его заждались, подмерзли немного на ноябрьской-то стуже, а потому обрадовались объекту, как родному – переживали, видно, не случилось ли с ним чего по дороге, и без долгих предисловий начали знакомство:
– Ты, козлина, на… твоя баба сказала… чтобы не рыпался, на… заяву свою, на…
На этом разборки закончились, толком не начавшись и не перейдя к рукоприкладной составляющей, согласно протоколу проведения таких мероприятий, так как один из трех ярких представителей профессии узнал Степана, несколько лет назад вытащившего его с того света.
– Да ладно, Степан Сергеич, – мялся неловкостью братишка, – мы того, скажем, что отоварили вас, как положено… И вы, того, не сдавайте, тоже скажите…
– Скажу, – пообещал Больших, старательно сдерживая смех. – Желудок как? Не болит?
– Не-е, – расплылся в довольной улыбке хлопчик, – как вы залатали, так все в полном порядке!
– Водку не пей и пиво! – напомнил Степан по привычке.
– Да не, я терь того, коньяк глушу!
Получилось как в том старом анекдоте застойных времен, когда два хулигана остановили в темном переходе двоих субтильных юношей и потребовали денег.
– Да нет у нас денег!
– Федя, – приказал старший подельнику, – проверь!