Две половинки (Просто о любви)
Шрифт:
Федя проверил – действительно нет.
– Тогда раздевайтесь: шапки, ботинки, куртки!
– Да мы разденемся, – проблеяли мальчонки, – только они вам не подойдут, все латаное, перелицованное, дырявое.
– Федя, проверь!
Федя проверил – латаное-перелатаное старье. Ботинки дырявые.
– Так вы что, студенты, что ли? – спросил главарь.
– Студенты, – скорбно выдохнув, признались юноши.
– Федя, дай им рубль!
Боевое противостояние с Надеждой тянулось мытарством месяцами и неизвестно чем и когда закончилось бы, не вмешайся
И полчаса в этом же русле и громыхании…
Затем перешел к вопросам по существу, предложив, наконец, присесть и изложить проблему.
Результатом выволочки на высшем уровне явился один-единственный звонок из министерства его бывшей жене, в ходе которого Надежде спокойно объяснили, чем лично ей и ее бизнесу грозит подобное поведение, напомнив, что уголовной ответственности за сокрытие доходов и работы с черным налом еще никто не отменял.
Выслушав, она сразу же перезвонила Степану и назначила встречу в кафе.
Выглядела она великолепно: помолодевшая, постройневшая, шикарно ухоженная, только глаза потухшие. Не здороваясь, села напротив Степана за столик и внимательно посмотрела на бывшего мужа:
– Я всегда знала, что ты очень талантливый доктор, но не подозревала, до какой степени оцененный в твоем министерстве.
– Я тоже рад тебя видеть, – не выказав голосом этой самой радости, ответил Степан. – Надь, ты слово сдержала, устроила мне собачью жизнь. С особым эстетическим удовольствием обливала дерьмом, и живу я по чужим углам, и начальство мне вставило и грозит увольнением, и братки твои «порадовали» общением. Может, хватит, остановишься на достигнутом?
– Ты это заслужил! – надменно произнесла насмерть обиженная женщина.
– Так! – сорвался Степан. – Пошла ты на хрен!
И резко встал, стул у него за спиной заскрежетал ножками по полу, отъезжая, Степан поддал его ногой и развернулся уходить.
Достало!
Он не мог понять, хоть убей, за что она ему мстит, да еще с особой изощренностью? Виноватым он себя не чувствовал! С любовницами она его не застукивала, ее денег на сауны, девочек и развлечения он не тратил, пренебрежения не выказывал!
Его достало! По горло!
– Подожди, Степан! – подскочила Надя и ухватила его за рукав пиджака. – Извини! Ну, извини! Я хотела договориться!
Он остановился. Перегорел от взрыва эмоций. И главное, ему до одури хотелось покончить со всей этой хренью как можно скорее!
Покончить и забыть!
Он придвинул свой стул, тяжело на него опустился. Надя, поняв, что он останется, села на свое место. Но смотреть в упор на Степана не смогла – отвернулась к окну и смотрела на улицу через огромное витринное стекло.
– Я перегнула. Признаю.
Кому она признавалась? Людям, идущим по улице? Ему не могла?
– Я как в штопор вошла. Так обиделась на тебя, разозлилась ужасно! Думала только об одном – размажу! И не могла остановиться! – Надежда заставила себя повернуть голову и посмотреть на Степана. Далось ей это с трудом, Степан почувствовал, что она приказала себе посмотреть ему в глаза.
– Когда мне сегодня утром господин из твоего министерства спокойно так пояснил, что налоговая проверка и арест счетов уже состоялись, а завтра, в рамках проверки, будет наложен арест на все мое имущество, я как очнулась, поняла, до чего дошла!
– Исключительно под угрозой потери своих денег и бизнеса, – напомнил он расстановку сил.
– Я понимаю, как это выглядит со стороны, – не дрогнула Надежда.
– Ни черта ты не понимаешь! – шумнул и успокоился сразу, как порыв ветра, Больших и продолжил ровно: – Я не со стороны, Надь, я непосредственный участник и объект твоих боевых действий!
Вот теперь взгляд ее стал виноватым, беспомощным. Проняло или так за бабки свои испугалась?
– Я очень обиделась, что ты меня отшвырнул за ненадобностью! А я так старалась, чего только не пережила, и рисковала все время ужасно, когда челночила, ты и не представляешь, как подставлялась, вкалывала, как каторжная, только для того, чтобы мы из нищеты вылезли, чтобы хорошо жили, как люди!
– Чтобы как люди – для этого другое надо, Надь, то, чего мы не сумели. И все, что ты сейчас говоришь, к этому отношения не имеет. Ничем таким я тебя не обидел, да и ты меня. Мы каждый по отдельности справлялись со своими трудностями, страхами, проблемами. Не семьей, вдвоем, а в одиночку. Мы же ни разу не разговаривали нормально, не рассказывали, не делились своими проблемами. Надь, мы не были семьей, это что-то другое! И валить не на кого! Никто не виноват – ни я, ни ты, оба виноваты! Одинаково! Не надо никаких психологических этюдов, покаяний, обвинений… Мы развелись, мы давно чужие люди, и надо по-человечески расстаться.
– Ну разумеется! – зло ответила она. – И как всегда, ты весь в белом, благородный, честный, а я плохая и зловредная!
Степан чуть не взвыл!
– Давай так! – четким командирским тоном распорядился он. – Мы встречаемся в суде и заканчиваем со всей этой бодягой! Все!
Он второй раз начал подниматься со стула.
– Я хотела предложить мировую! – заспешила Надежда, стараясь его остановить.
– У тебя это плохо получается, – заметил Степан. – Я не хочу выслушивать никаких твоих обвинений, претензий, оскорблений. Я сыт этим по горло!
– Нет, Степан! Все! Никаких эмоций, обещаю!
Ей приходилось говорить, запрокинув голову, Больших не потрудился сесть и облегчить ей задачу.
– Я не хочу терять нашу квартиру, я к ней привыкла, – заторопилась, заспешила она. – Я отдам тебе дом в поселке. Мне он не нужен, ты же знаешь, я не люблю жизни на природе. Я ездила туда по необходимости. И это не дача захудалая, а настоящий дом со всеми коммуникациями: электричество, водопровод, отопление индивидуальное и даже Интернет, я провела три месяца назад. Я отдаю тебе его полностью со всем содержимым в доме и на участке, а ты оставляешь мне квартиру, а чтобы не терять московскую прописку, можешь прописаться у родителей. И конечно, я отдам тебе все твои вещи. Это справедливое предложение.