Две столицы
Шрифт:
«Какой хитрец этот Новиков — подумал Радищев, переглянувшись с Челищевым — Ни разу не упомянул имени Петра третьего, но всем все понятно. И какой наглец этот Пугачев! Уже объявить о своем восшествии в Москву. Или это признак авантюризма или свидетельство силы».
А председатель продолжал зачитывать письмо:
— Посланник постановил, а я довожу до вас! Внемлите! Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства.
Зал насторожился. Все это было очень созвучно идеям масонства,
— Каждый человек имеет право на жизнь и на свободу.
— Никто не должен содержаться в рабстве или в подневольном состоянии; рабство и работорговля запрещаются во всех их видах.
— Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию.
Напряженное внимание зала нарастало по мере чтения текста и взорвалось ещё до окончания чтения. Эпицентром взрыва был князь Репнин.
— Какое лицемерие и ложь! — Вскочил он со своего места звеня шпорами, медалями и блестя золотым шитьем. — Этот самозванец и князь тьмы только и творит что пытки и жестокие насилия на своем пути. Виселицы и плахи его путь украшают. Вы что не видите, что не свободу он несет, а только новую тиранию и иго похлеще батыевского. Иго черни невежественной и чуждой всякого просвещения. Устами гнусных своих холопов, он дурачит нам головы! Не может быть никакого созидания с берегов Яика! Только тьма и разрушение. Истинный свет просвещения и свободы сияет нам из Европы, и мы совершим разрушительную глупость, если пойдем на поводу этого приспешника Сатаны!
Далее собрание превратилось в скандал на базаре. Даже досточтимый мастер не смог успокоить своих подопечных. Более того он в эту свару ввязался с пылом молодого, когда ему в лицо бросили обвинение в крепостничестве.
— Да я хоть завтра всех освобожу! — Кричал он в ответ. — И поверьте, никто не уйдет от меня, ибо лучших условий для работников никто в Москве не установил ещё!
Дело перешло уже во взаимные оскорбления, и даже вызовы на дуэль. Радищев с трудом удержал Челищева от подобной глупости. Наконец князь Репнин с группой прихлебателей покинул заседание, громко стукнув дверью.
Чтение «Декларации прав человека и гражданина» продолжилось и позже вылилось в бурную дискуссию уже намного более деловую и содержательную. Около четырех часов текст документа разбирали на части и спорили о формулировках. В итоге просвященное собрание родило письмо с возможными поправками к документу, и возник вопрос, кто его отвезет.
— Досточтимый мастер, братья, — поднялся Радищев. — Я готов, и лично этого хочу отправится к Петру Третьему в Нижний Новгород и передать ему наше послание.
С этими словами он склонил голову и услышал сначала одинокие, а потом все ширящиеся аплодисменты.
— Благодарим нашего брата за предложение и благословляем на этот путь! — Торжественно провозгласил мастер. Обнял Александра и шепнул ему на ухо. — У меня для Вас будет ещё одно послание от одной высокородной персоны. Сделайте все, чтобы письмо попало к адресату и ни в чьи иные руки.
Расставаясь с Радищевым после собрания Челищев вдруг встрепенулся и решительно заявил:
— Александр. Я поеду с тобой. В Нижний.
— Уверен? — Переспросил Радищев. — Это может привести тебя на плаху.
— Или к счастью созидания нового мира. Такой выбор дается только раз в жизни и я его сделал.
Третий Казанский полк был расквартирован в деревне Ляхово примерно в восьми верстах от Нижнего Новгорода. Сам полковник и его офицеры поселились в реквизированном в казну имении Летицких, коим и принадлежала эта деревня. Полк же, не отягощая обывателей, обустроил палаточный городок за околицей. Хоть погода была ещё прохладная, но армии прошедшей зимними маршами от Оренбурга до Нижнего Новгорода, весенние холода за беду не считались. А вот весенняя грязь была проблемой.
Снега активно таяли, обнажая пожухлую прошлогоднюю траву и открывая копытам и башмакам ленты тропинок и дорог. Разумеется грунтовых, ибо дорог с твердым покрытием в России этого времени не было вообще ни одной. И это проблема, которую мне тоже придется решать. Хвала шотландскому инженеру Мак Адаму за его технологию недорогих шебеночных шоссе с правильным профилем дорожного полотна. Вся викторианская Англия была покрыта дорогами по его методу. А хорошие пути сообщения это допинг для экономики. Не только сухопутные, но и речные и железнодорожные. Но до последних, впрочем, дело дойдет ещё не скоро.
Формирование министерства путей сообщения у нас еще впереди, а пока стрелковая рота дружно маршируя, разбрызгивала грязь новенькими башмаками направляясь на большое поле, где ее уже поджидала сотня казаков Каргина с ним самим, и с командиром всей моей кавалерии Овчинниковым.
Выглядели солдаты необычно для этого времени. Головы их покрывали сшитые в Казани кепи с длинным козырьком и опускающимися ушами, по типу немецких образца 1943 года. Такой головной убор был конечно не так красив как треуголки или кивера, но достаточно функционален и главное предельно дешев. Шинелей рота не взяла ибо предстояло много бегать, а фасон курток был позаимствован от русской формы конца 19 века. Штаны тоже были необычны для этого времени и представляли собой классическое галифе. Хотя назвал я их на английский манер «бриджи». Крайне дешевая, удобная для носки и гигиеничная форма.
Все эти нововведения начались ещё в Оренбурге. Тогда испуганные дворянки прячась от страшного меня за спиной Тани Харловой, старательно кроили и шили первые опытные образцы новой формы. В Казани же все было поставлено уже на, соответствующую возможностям этого времени, мануфактурную основу. Шинели и куртки шили по установленной таблице типоразмеров, используя стандартные лекала выработанные харловскими портнихами.
До выступления на Нижний Новгород я не успел накопить нужное количество нового обмундирования для переодевания даже одного полка, и выдвинулся в старом екатерининском, а то и вовсе в армяках и лаптях. Но мануфактуры, по моему приказу снабженные керосиновыми лампами, работали длинными двенадцати часовыми сменами. И обоз снабжения с формой, порохом, новыми ружьями уральской выделки, был вслед мне отправлен хоть и с задержкой. Шел он, опасаясь вскрытия Волги, не по льду, а по зимним дорогам губернии и дошел буквально накануне.