Шрифт:
Ф.Скотт Фицджеральд
Две вины
1
– Смотрите - видали ботиночки?
– сказал Билл.
– Двадцать восемь монет.
Мистер Бранкузи посмотрел.
– Неплохие.
– На заказ шиты.
– Я и так знаю, что вы франт каких мало. Не за этим же вы меня звали?
– Совсем даже не франт. Кто сказал, что я франт?
– возмутился Билл. Просто я получил хорошее воспитание, не то что иные прочие в театральном мире.
– И еще, как известно, вы красавец писаный, - сухо добавил Бранкузи.
– Конечно. Уж не вам чета. Меня девушки принимают
– Красавец. Джентльмен. В шикарных ботинках. И везуч как черт.
– А-а, вот тут вы ошибаетесь, - заспорил Билл.
– Голова на плечах, это - да. За три года - девять постановок, четыре прошли на "ура", одна провалилась. Ну при чем здесь везение?
Бранкузи надоело слушать, он задумался, уставившись в одну точку невидящими глазами. Сидящий перед ним молодой румяный ирландец всеми порами источал такое самодовольство - не продохнуть. Но пройдет немного времени, и он, как всегда, спохватится, услышит сам себя и, устыдившись, поспешит спрятаться в свое второе "я" - этакого утонченно-высокомерного покровителя искусств по образу и подобию ультраинтеллигентов из Театральной гильдии. Между этими двумя ипостасями Билл Мак-Чесни до сих пор еще не сделал окончательный выбор, такие натуры обычно определяются годам к тридцати.
– Возьмите Эймса, возьмите Гопкинса, Гарриса - любого возьмите, продолжал разглагольствовать Билл.
– Кто из них лучше меня?.. В чем дело? Хотите выпить?
– спросил он, видя, что Бранкузи посматривает на стену, где висел винный шкафчик.
– Я не пью по утрам. Просто там кто-то стучит. Вы б им велели перестать. Слышать не могу, страшно действует на нервы.
Билл встал и распахнул дверь.
– Никого нет...
– начал он.
– Эй! Вам чего?
– Ой, простите, - ответил женский голос.
– Простите, ради бога! Я разволновалась и сама не заметила, что, оказывается, держу в руке карандаш.
– А что вам здесь надо?
– Я к вам. Секретарь говорит, что вы заняты, а у меня к вам письмо от Алана Роджерса, драматурга. Я хотела передать вам его лично.
– Мне некогда. Обратитесь к мистеру Кадорна.
– Я обратилась. Но он был не слишком любезен, а мистер Роджерс говорил...
Бранкузи нетерпеливо пододвинул стул и посмотрел в открытую дверь. Посетительница была очень юная, с копной ослепительных золотых волос и гораздо более волевым лицом, чем можно было подумать по ее лепету. У нее был твердый характер, потому что она родилась и выросла в городке Делани, штат Южная Каролина, но откуда было знать об этом мистеру Бранкузи?
– Как же мне быть?
– спросила она, без колебаний отдавая свою судьбу в руки Билла.
– У меня было письмо к мистеру Роджерсу, а он вот дал мне письмо для вас.
– Ну, и что я должен сделать? Жениться на вас?
– взорвался Билл.
– Я хотела бы получить роль в одном из ваших спектаклей.
– Тогда сидите тут и ждите. Я сейчас занят... Где мисс Кохалан?
– Он позвонил, с порога еще раз сердито оглянулся на посетительницу и закрыл за собой дверь. Но за это
К половине первого он уже ни о чем не помнил, кроме того, что будет величайшим на свете режиссером и что сейчас, за ленчем, он встретится с Солом Линкольном, которому все это втолкует. Он вышел из кабинета и вопросительно посмотрел на мисс Кохалан.
– Мистер Линкольн не сможет с вами встретиться, - доложила она.
– Он только что звонил.
– Ах, только что звонил, - в сердцах повторил Билл.
– Тогда вычеркните его из списка приглашенных на четверг.
Мисс Кохалан провела черту поперек лежащего перед нею листа бумаги.
– Мистер Мак-Чесни, вы, наверно, про меня забыли?
Билл обернулся к посетительнице.
– Да нет, - неопределенно ответил он и добавил, опять обращаясь к секретарше: - Ладно, черт с ним, все равно пригласите его на четверг.
Есть в одиночку ему не хотелось. Он теперь ничего не любил делать в одиночку, ведь для человека известного и влиятельного общество удивительно приятная вещь.
– Может быть, вы уделите мне две минуты, - снова начала рыженькая.
– Сейчас, к сожалению, не могу.
И вдруг он понял, что таких красивых, как она, не видел никогда в жизни. Он не мог оторвать от нее глаз.
– Мистер Роджерс мне говорил...
– Может, перекусим вместе?
– предложил он и, дав мисс Кохалан несколько поспешных и противоречивых указаний, распахнул перед своей дамой дверь.
Они стояли на Сорок второй улице и дышали воздухом для избранных - его было так мало, что хватало всего на несколько человек. Был ноябрь, театральный сезон начался уже давно. Биллу стоило повернуть голову вправо - и там сияла реклама одного спектакля, потом влево - и там горели огни другого. Третий шел за углом - тот, что он поставил вместе с Бранкузи и с тех пор зарекся работать на пару.
Они вошли в "Бедфорд-отель", и среди официантов и служителей поднялась суматоха.
– Как тут мило, - любезно, но искренне сказала девушка.
– Актерская берлога.
– Он кивал каким-то людям.
– Привет, Джимми... Билл... Джек, здорово... Это Джек Демпси... Я редко сюда хожу. Больше в Гарвардский клуб.
– Так вы учились в Гарварде? Один мой знакомый...
– Да.
Он колебался. Относительно Гарварда существовали две версии, и неожиданно он выбрал ту, которая соответствовала истине.
– В Гарварде. Меня там считали деревенщиной, никто знаться со мной не хотел, не то что теперь. На той неделе я гостил у одних на Лонг-Айленде такой фешенебельный дом, боже ты мой, - так там у них двое светских молодчиков, которые в Кембридже меня в упор не замечали, вздумали панибратствовать, я им теперь, видите ли, "старина Билл".
Он еще поколебался и вдруг решил на этом поставить точку.
– Так вам что, работа нужна?
– спросил он. Он вдруг вспомнил, что увидел у нее дырявые чулки. Перед дырявыми чулками он пасовал, терялся.