Две женщины
Шрифт:
Все кафе превратилось в слух. Новая подружка Стефаноса, ярко накрашенная блондинка вызывающего вида тридцати с лишним лет и с выдающимся бюстом, с неприязнью наблюдала за происходящим из-за стойки.
Джоуи заговорил нараспев, жалобным голосом:
– Ну и дела, Стефанос. Моей мамочке на прошлой неделе даже пришлось дать твоей женушке деньжат, потому что той нечем платить за квартиру и детки голодные. Надо было их накормить, весь выводок твоих родных дочек и сыночков. «Чудно, – говорит мне моя мамочка. – Я вроде слыхала, что он открыл в Баркинге кафе и что дела у него идут в гору». Вот тут она мне и рассказала, что ты бросил свою женушку вместе с детишками. Оставил их без
Барри угрюмо покачал головой:
– Каков прохвост? Ушам своим не верю! А вы как думаете, приятели? – обратился он за сочувствием к небольшой компании работяг, сидевших за соседним столиком. – Согласны вы со мной, что он прохвост и вор, если оставил своих детей и старушку жену без пропитания и без средств, а сам жирует тут на ее две тысячи фунтов?
Мужчины усиленно закивали головами. Они точно знали, что от них требовалось.
– И вот, Стефанос, – подхватил Джоуи, – как видишь, я здесь, чтобы получить от тебя для твоей жены то, что принадлежит ей по праву, плюс гонорар за мои труды, плюс твое честное слово, что ты будешь регулярно выплачивать деньги на содержание жены и детишек.
Стефанос поглядел в глаза Джоуи и прочел в них издевку. Джоуи явно получал удовольствие от разыгранного спектакля.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, мистер Макнамара, но уверяю вас…
Барри перебил его:
– Захлопни свою пасть и принеси нам поесть. А потом мы поднимемся к тебе в квартирку над этим симпатичным кафе и там уж объясним тебе более доходчиво, что от тебя требуется. Хотя, может, договоримся здесь и сейчас же? Нас бы это больше устроило.
Стефанос Скарпелис понимал, чего от него хотят. Понимал также, что ему конец, что он погиб. О визите этих двоих станет известно всей округе в тот же день. Он боялся, как бы ситуация не нанесла урон его бизнесу. Странные люди – жители Ист-Энда, думал он. Они могут, спрятав, спасти от виселицы убийцу, но, если узнают, что тот же человек оставил жену и детей без средств к существованию, задушат его собственными руками. Скарпелис сознавал, что загнан в угол.
– Я пойду приготовлю вам обоим настоящий английский завтрак, а потом мы все уладим.
Он удалился, изо всех сил стараясь держаться с достоинством. Волнение выдавало только его смертельно бледное лицо.
– Видишь, Барри, иногда даже не надо марать руки. Бывает, что хорошая речь на публике действует лучше, чем револьвер или железная дубинка.
Барри заржал. У него уже зажглись глазки, потому что в углу он приметил двух пташек, которые ему сразу же приглянулись. Они улыбались и подмигивали. Одна была маленькая, полная и с большой грудью. Другая покрасивее – рыжеволосая, с пухлыми губками и стройными длинными ногами, которые она то скрещивала, то вытягивала под столом, как будто ее кто-то кусал за щиколотки.
Осмотрев Сьюзен, врач помог ей спуститься с высокого стола. Она была так слаба, что не могла сделать это самостоятельно. У молодого врача были светло-карие глаза и некрасивый широкий приплюснутый нос, но его красили темные кудрявые волосы и живой блеск в глазах.
– Вы знаете, что у вас начались роды, миссис Далстон? Сьюзен в изумлении покачала головой:
– Нет, просто у меня последние два дня немного болела спина, и мне сказали, что это из-за лишнего веса. Выходит, мне надо скорее бежать домой?
Она попыталась вскочить со стула, но доктор жестом ее
– Никуда вы не пойдете, миссис Далстон, а направитесь прямиком в родильную палату. Думаю, если вы заражены гонореей, на вас это не отразится, но все равно на всякий случай стоит за вами понаблюдать. За вами и вашим ребенком. Так вы говорите, что заразились почти месяц тому назад?
Сьюзен смущенно кивнула. Она сгорала со стыда.
– Может быть, и раньше. Но я знаю точно, что муж заразил мою двоюродную сестру точно в день нашей свадьбы. Говорю вам, Фрэнсис такая дрянь, что, может, это она его заразила.
Дэниэл Коул, так звали врача, посмотрел на женщину, сидевшую перед ним, с грустью и пониманием. За время своей работы в больнице «Уайтчепел» он успел повидать много женщин в подобной ситуации, и его поражала их стойкость, умение жить по уши в грязи, возвышаясь над окружавшей их мерзостью.
– Доктор, мой ребенок будет слепым или уродом? Меня это больше всего волнует.
Доктор Коул тяжело вздохнул, но сказал с улыбкой:
– Миссис Далстон, давайте подождем и посмотрим, что будет. В данный момент известно одно: вы рожаете, и ваш ребенок должен появиться на свет в ближайшие двадцать четыре часа. Нет смысла сейчас волноваться и этим подвергать ребенка риску. Я попрошу сестру поднять вас в палату для рожениц, и там мы примем у вас роды.
Сьюзен кивнула.
Он говорил тихим, успокаивающим голосом, который хорошо на нее действовал. Ей требовались человеческая теплота и забота, требовалось сочувствие, чтобы не было так страшно и больно, когда она оставалась в одиночестве.
Дорин вместе с медсестрой проводили ее в палату. Сьюзен сжимала руку своей лучшей подруги, цепляясь за нее, как за спасительную соломинку, словно от этого зависела ее жизнь. Она держала руку Дорин и не отпускала, будто боялась, что, отпустив, полетит в бездонную пропасть и вся ее жизнь и жизнь ее ребенка сразу закончится. Она цеплялась за руку подруги, чтобы не сойти с ума от страха.
Сьюзен тужилась изо всех сил. Волосы прилипли к голове, тело от боли разрывалось пополам.
– Давай, давай, милочка, тужься хорошенько. Ну-ка еще раз, а потом передохни.
Она кивнула. Вдохнув побольше воздуха, Сьюзен напряглась что было сил, но ничего не получилось.
Медсестра улыбнулась и снова стала слушать сердцебиение ребенка.
– Он прекрасно продвигается, но, думаю, тебе надо будет немножко помочь. Отдыхай. А я пойду поговорю с доктором.
Сьюзен с удовольствием расслабилась, опустившись на подушки, и стала обмахиваться старым номером журнала «Мир женщины». Она не представляла, что будет так больно и что так ужасно будет ныть спина. До сих пор она представляла ребенка как миленькую куклу в красивых одежках и в колясочке, которой все восхищаются. Даже жуткие истории Айви про роды казались бреднями злобной старухи, не имеющими к Сьюзен никакого отношения.
Но теперь страшные истории вовсе не казались ей нереальными. Сьюзен стала молиться, но не о том, чтобы отпустила боль, а о том, чтобы ребенок родился живым и здоровым. Она с ужасом думала о том, что происходит у нее внутри. С одной стороны, ей хотелось, чтобы ребенок родился поскорее. С другой – чтобы он подольше оставался в животе, как в крепком коконе, подальше от страшного мира, подальше от Барри и от его болезни, заразившей ее, а через нее – невинного, чистого младенца.
Сдержав слезы, Сьюзен начала еще яростнее обмахиваться журналом. И тут она почувствовала жуткую режущую боль, пронзившую все тело насквозь, – как будто его рассекали пополам острым мечом. На ее пронзительный крик прибежали медсестры.