Две жизни
Шрифт:
– А вот посмотрим там, на этом холме, может, что и увидим, – она постаралась улыбнуться, но глаза ее почему – то наполнились слезами, а голос задрожал. – Я ведь тоже не случайно поехала на Ермишь.
– Да, вы говорили, но я так и не понял...
– Пошли, пошли!
– заторопила она его. – У нас еще будет время поговорить. Пока мне самой не все ясно.
Они ускорили шаги. Но не прошли и нескольких десятков метров, как натолкнулись на груду битого кирпича, перемешанного с кусками угля.
– Это еще что такое? – не
– Что – то вроде развалин кузницы, – проговорила Софья.
– Кузницы?! Да, кузницы... – мгновенно вспомнил он.
– как же без нее. Все мои сны вращались вокруг этой кузницы. Будто все детство и юность прошли в ней. А главное – именно здесь, неподалеку от кузницы, точнее, возле часовни впервые встретил я барышню Мишульскую.
– Барышню Мишульскую? Так это ее вы видели во сне?
– А вас это удивляет?
– Напротив, я так и думала, что это она вам снилась на ермишских берегах.
– Постойте! А откуда вы – то знаете о барышне Мишульской?
– Ну, во – первых, из документов, с которыми я познакомилась недавно в райцентровском архиве. А потом... кто же еще мог заинтересовать вас, если ваши навеянные игрой случая сны перенесли вас в позапрошлый век и в эти самые края?
– Вы шутите! Какая там игра случая, если эти сны... эта кузница... эта часовня... – он перевел взгляд на искрящуюся солнечными бликами поверхность реки и – о чудо! – вдруг увидел, как две большие белые птицы с грациозно изогнутыми шеями подплыли к самому берегу и уставились на него черными бусинками глаз, а в ушах снова послышался стук колес и цокот копыт подъезжающей тройки.
Он живо обернулся назад, но в знойном мареве по-прежнему дрожало лишь унылое щебенчатое взгорье со следами давно неезженой дороги да узкий дощатый мостик, по которому едва мог пройти и пеший человек, а стучала, должно быть, кровь у него в висках от нахлынувших впечатлений. Да и было отчего стучать: он все больше узнавал и этот берег реки, и этот ведущий к обрыву бечевник, и сам обрыв, круто вздымающийся над водой. И уж почти не сомневался, что все это было. Было здесь. Было на самом деле. Но возможно ли такое? Уж не видит ли он и теперь все это лишь во сне?
Однако голос Софьи вернул ему чувство реальности:
– Да, я пошутила, Сережа. Ведь я и сама не могу прийти в себя от всего увиденного. Мне тоже знакомы и эта часовня, и эта кузница, и этот обрыв, хотя я также никогда не бывала здесь. Я также надеюсь найти в бывшей усадьбе господ Мишульских что – то такое, что утвердило бы меня в моих безумных предположениях, и также боюсь ошибиться в своих надеждах.
– Что вы говорите, Соня! Значит, вы... – он повернулся к ней и словно лишился дара речи: в лице Софьи, ее глазах, жестах определенно было что – то от той, что промчалась здесь в роскошном экипаже и ожгла его пьянящим взглядом. Так что же это все-таки – продолжение сна?
– Соня! – схватил он ее за руки. – Скажите мне наконец, кто вы? Я же вижу, что вы не та, за кого себя выдаете, что вы и барышня Мишульская...
– После, после, Сережа! – остановила его Софья. – Говорю вам, мне самой еще не все ясно. Вот сходим к обрыву...
– Да что обрыв! Разве сейчас до обнажения? Сколько мы их уже облазили.
– Но это не совсем обычное обнажение. Да и дело не только в обнажении. Мало ли что можно встретить там еще, у этого обрыва.
Сергей снова взглянул на реку. Два лебедя по-прежнему плавно скользили почти у самого берега. А узкая лента бечевника, казалось, плавилась в лучах полуденного солнца.
– Да, здесь действительно можно ждать чего угодно, – согласился он. – Ладно, пойдемте взглянем на обрыв.
Они вернулись на бечевник и уже через несколько минут стояли у подножья огромного обнажения, взметнувшегося на высоту трехэтажного дома. У Сергея аж дух захватило от представшей перед их глазами картины. Трудно было не залюбоваться геологу столь редкостным чудом природы. Здесь не только, как на странице раскрытой книги, выстроились друг над другом все известные им горизонты готеривского и барремского ярусов, но и – что было особенно поразительным – почти каждый из них был просто-таки нашпигован остатками ископаемой фауны. Вся полоса бечевника была завалена обломками раковин и ядер аммонитов, белемнитов и пелеципод. Бесчисленные идеально отмытые прекрасно сохранившиеся формы были видны сквозь воду и на дне реки. Но поистине бесценными были, разумеется, образцы, залегающие в самих пластах.
– Вот это да! – воскликнул Сергей, охваченный геологическим азартом. – Так может повезти раз в жизни.
– Да, теперь мы решим все наши проблемы, – коротко заметила Софья.
– Но вы, кажется, не очень рады.
– Не в этом дело. Этот обрыв... Пройдем немного дальше, вот в этот ложок.
– А что там?
– Не знаю... Но, может быть... Пойдемте, пойдемте! – она взяла его за руку и нырнула в густые заросли орешника, сплошь заслонившие проход в небольшую расселину, полого поднимающуюся к вершине холма.
Впрочем, не прошли они и нескольких шагов, как плотная стена кустов раздвинулась и, к удивлению Сергея, под ногами у них проступили замшелые ступени полуразрушенной каменной лестницы.
– Это что, Соня, бывший парадный спуск к реке из усадьбы Мишульских? – невольно усмехнулся юноша.
– Постойте, постойте, Сережа. Пока ни о чем не спрашивайте, – остановила его Софья, явно стараясь справиться с охватившим ее волнением. – Сейчас мы, может быть... – голос ее прервался. И вдруг: – О Боже!!! – она рванулась вперед, и Сергей увидел, что лестница вывела их на небольшую каменную площадку, в центре которой лежала сплошь заросшая мхом мраморная плита с небольшим металлическим крестом, смутно поблескивающим сквозь моховой ковер.
– О Боже! – снова воскликнула Софья, задохнувшись в приступе рыданий, и как подкошенная повалилась на колени, уронив голову на могильную плиту.
Сергей с минуту смотрел на эту скорбную сцену, не зная, что и подумать о всем происходящем. Затем опустился рядом с Софьей и осторожно пригладил ее рассыпавшиеся по плечам волосы.
– Ну что ты, Сонюшка? Что с тобой? – ласково заговорил он, не заметив даже, что впервые обращается к ней на «ты». – Здесь похоронен кто – то из твоих родственников или близких?